Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

Внутри расщелин была проложена металлическая лестница. По ней паломники могли добраться почти до самого верха, где предприимчивые местные жители соорудили комнату для молитв.

Путь сквозь скалу оказался лёгким, но захватывающим. С каждой площадки попеременно открывались виды то на восток, где серая дымка стёрла границу между морем и небом так, что казалось, будто Земля – плоская и висит над заполненным туманом обрывом, то на запад, где горизонт скрывали синие горы, а зелёные холмы прорезала молочно-белая колея – единственное творение человека, не испортившее, а, наоборот, придавшее совершенства этой красоте. И, хотя Рейхан только что прошла этим путём, ей всё равно казалось, что на самом деле, в той реальности, которую не видит никто, кроме неё, дорога ведёт в бесконечные дали, где чудеса сменяются, одно невероятнее другого. Это была одна из любимых игр Рейхан в городе – представлять себе, что знакомые улицы тянутся вперёд до бесконечности, проходя сквозь другие страны и даже континенты, и что однажды, если сильно захочется, можно будет по ним уйти. В очередной раз посмотрев вниз, она увидела, что у беседок собрались туристы Эллады, Рейхан помахала им, но, конечно, они не могли видеть её, забравшуюся так высоко и скрытую в тени.

Несколько раз навстречу ей шли целые семьи, у некоторых – по пятеро детей (Рейхан надеялась, что они не пришли просить о плодовитости), она пропускала их, но, в целом, ей повезло, и народу в этот день было не так много, как обычно. Пройдя насквозь небольшую пещеру, где камни отполировали тысячи рук, Рейхан вышла к расщелине. Там рос инжир. На его ветвях колыхались ленточки и тряпицы, повязанные латентными язычниками, которые верили, что загаданные таким образом желания исполнятся. Одна из лент, самая красивая и новая на вид, почему-то приковала к себе внимание Рейхан, и она, повинуясь интуиции, осторожно спустилась к дереву, отвязала ленточку и увидела, что на ней выведена надпись «Карамель» .

Словно сны двух минувших ночей настигли Рейхан после того, как она зареклась думать о них, расшифровывать их символы, идти по этому сомнительному пути преследования того, что и мечтой-то не было. Лента могла вообще ничего не означать. Но почерк казался знакомым. Рейхан видела его раньше или должна была увидеть в будущем.

Даже если он существовал в единственном известном ей материальном мире – вовсе не обязательно они жили в одной стране. Судя по его лицу и поведению, скорее нет. Но не проверить было бы глупо.

Рейхан сжала ленту в руке, прислонилась лбом к покрытому чёрно-бурыми пятнами Andreaea rupestris камню, закрыла глаза и отправилась в путешествие по его воспоминаниям. Это было тяжело, как идти в свинцовых сапогах по мокрому песку, но Рейхан упорно пробиралась сквозь долгую и потаённую память магической скалы ко вчерашнему дню. Каждая выемка, каждый шрам от ветра и воды хранили записи о мириадах растений, животных и микроорганизмов, человеческих прикосновений, надежд, страданий, смертей, рождений, всего, что в избытке есть у природы, и всё это прошло сквозь Рейхан, разорвав её душу на монады и превратив в единое целое с вечностью, но даже тогда её разум сохранил ясность и не забыл, что искал, и вот, спустя целую эпоху, время которой разрушило пять пальцев скалы чуть ли не наполовину, Рейхан смогла ухватиться за самый край обрывка воспоминания, для камней оно было не важнее остальных: группа людей, объединённых одной сильной, страстной целью, и во главе этой группы он, сознание его похоже на хрупкий серый цветок, забытый в вазе, его тонкие руки повязывают ленты на ветви инжира одну за другой, и его тоска так бездонна, что он даже не загадывает скалам никакого желания, он просто забыл, что они у него есть. Те люди потом забрали ленты, не заметили лишь одну, доставшуюся Рейхан. Отпрянув от камня, она несколько минут приходила в себя после бесконечного количества чужих прожитых жизней, сосредоточившись на собственном теле и моменте «здесь и сейчас».

Ступени уходили выше, а Рейхан была полна решимости добраться до самого конца. Она спрятала свой трофей в рюкзак, решив подумать о слове «карамель» по пути домой.

Следующей вехой стало узкое, с палец толщиной, русло, прорезанное водой в отвесной скале. К этому месту была прикреплена своя бабка, важная, как папа римский, и за очередную мзду она рассказала Рейхан, что здесь течёт (но исключительно по пятницам) целебный источник, силу которому передали слёзы пророка Хыдыра. Сама Рейхан читала множество разных легенд и о горе, и о возникновении источника, но ни одна из них не показалась ей убедительной. Однако считалось, что у дошедшего сюда сбудется заветное желание. Она приложила ладонь к камню. Через несколько секунд потрясённая хранительница источника увидела своими собственными глазами, как в субботний день по руслу побежала вода. Начав раскачиваться взад-вперёд, она заголосила, не то возмущённо, не то восторженно, на что Рейхан не обратила никакого внимания. Она вдруг поняла, что не хочет ничего просить у волшебной горы. Наоборот, ей хотелось кое-что горе дать. Неприкосновенность. Будь это в её власти, Рейхан сделала бы так, что никогда больше ни ветер, ни снег и дождь, ни толпы страждущих не глодали бы тело скалы, хрупкое от глубоких трещин, она поместила бы в состояние стазиса горную породу, и мхи, и лишайники, и каменные розы, запретила бы вход людям, постоянно чего-то алчущим и клянчащим, тем, кто строит мусульманские святилища в языческих местах силы, тем, кто совершает колдовские обряды и обращается к посредникам природы, скалам и деревьям, а затем целует Коран и делает взнос верховной карге, дающей инструкции (а её помощник может разменять вам крупную купюру, если у вас не осталось мелких для подношения). Чего стоят её эгоистичные мечты по сравнению с трагедией медленного умирания всего, что прекрасно в этом мире?