Генри Каттнер - Древо познания

Хармон схватил восковой цилиндрик и внезапно с силой швырнул его на пол. Цилиндрик треснул и разбился.

— Может, ты и прав, — пробормотал он, — но что-то не так с моим сознанием, да?

— Я бы не сказал, что что-то не так. Но ничто извне не может излечить такое напряжение.

— Зато его так легко заполучить, — с жесткой иронией сказал Хармон.

Мы замолчали, прислушиваясь к далекому гулу орудий на фронте.

МЕДЛЕННО ТЯНУЛИСЬскучные дни. Кто-то покинул город, но немногие, поскольку в сельской местности всех ждал голод. А в мегаполисе можно было надеяться найти воду и продовольствие, если усердно искать. Так что мы оказались здесь в ловушке, скованные невидимыми оковами. Как проклятые. А может, мы и были проклятыми. Хармон страдал и становился все изможденнее на вид. Глаза у него неестественно ярко блестели, щеки были лихорадочно-красными, губы потрескались. И через неделю произошло повторение телепатического сеанса.

Однажды ночью я вернулся со скудным уловом пищи и нашел Хармона сидящим у диктофона и ждущим меня. Костлявое его тело тряслось, лицо выглядело белой бородатой маской.

— Это случилось опять, — пролепетал он. — Час назад.

Я молча положил свою добычу и схватил наушники. Смутный лунный свет сочился сквозь треснувшее окно, грязное и давным-давно не мытое. Хармон выглядел неясной тенью, прислонившись к стене, полускрытой мраком.

А я снова стал слушать жуткий голос.

— Иди, иди, иди же!.. Быстрее! Расходуй свою мозговую энергию. Только ступай осторожно. Не показывайся в лунном свете. Не выходи под открытое небо. Слышишь пушки? Каждый залп добавляет еще один заряд к моему и без того перегруженному токами мозгу. Убийства собаки и солдата оказалось недостаточно. Потенциал продолжает накапливаться. Нужно еще одно освобождение. Тени меня не защитят, они скользят, уплывают, ускользают от меня, оставляя уязвимым под небесными молотами. Мне нужно снова убить… Я захожу в здание. Здесь спят люди, беженцы. Двери теперь никто не запирает. В холле очень темно. А в углу… Что там, в углу?! Черный, бесформенный комок. Кто-то спит, завернувшись в одеяло. Старик. Мои глаза теперь привыкли к мраку. Кажется, я все вижу отчетливо. В моей голове энергия, а свет — этот ведь тоже энергия… Пушки продолжают грохотать. Я слышу, как наверху пролетает самолет. А тени следуют за мной. Они велят мне убивать. Они защитят, охранят меня… Старик хрипит и стонет во сне. Шея его сухая и тощая. Покрытая старческими морщинами кожа похожа на чешую… Целая паутина морщин. Я опускаюсь на одно колено возле него. Тишина, смутный лунный свет из раскрытой двери и ритмичное дыхание, от которого шевелится пергаментно-желтая кожа. Энергия вытекает из моего мозга, и стук в висках становится все слабее. Тени наклонились надо мной, готовые прыгнуть. Очень мягко, нежно мои руки смыкаются вокруг горла старика. Буря экстаза! Облегчение, бурный поток, распахивающиеся под его натиском ворота, и мой мозг становится холодным и спокойным… только слабая боль в пальцах, зарывшихся в чужую плоть… И все кончено. Старик мертв. Мой мозг свободен, успокоен. Небо мне больше не страшно. Гул орудий не сотрясает цитадель моего разума. Я расслаблен, радостен, счастлив…

Конец записи.

— Я знаю, что ты скажешь, — нервно произнес Хармон. — Телепатия. Но это меня не успокаивает. Где-то по городу бродит безумный убийца, и Бог знает, чем это может закончиться!

— Хармон, — сказал я, — почему бы тебе не уехать в деревню? Куда угодно. Неважно. Смена обстановки — вот что тебе нужно.

— Да куда я могу уехать? — спросил он в ответ. — Мы здесь в аду. И не можем из него выбраться. Вся Земля… Весь мир, если уж на то пошло… — Хармон замолчал, погрузившись в размышления. — Это конец. Человечество совершает самоубийство. Нам некуда бежать. Все мои отношения. Все мои связи с жизнью были разорваны во время первого же рейда. Ничего не осталось. Так что я не знаю…

Он уронил голову на руки и принялся массировать виски. Я молча стоял, созерцая эту картину.

— Тогда почему бы тебе не разбить диктофон? — наконец произнес я.

Возможно, Хармон решил, что я насмехаюсь над ним.

— Легко тебе говорить! — гневно выкрикнул он. — Ты чертовски хладнокровен, у тебя в венах ледяная вода вместо крови. Тебе не понять, что я чувствую.

Я хмыкнул и отвернулся, чувствуя горячую обиду на Хармона. Я ведь понес такие же потери, как и он. Как он посмел предположить, что если я не проявляю внешне эмоций, то ничего и не чувствую в душе? Была сцена, которую я не позволял себе вспоминать — руины моего дома, зрелище, говорящее мне, что я лишился жены и ребенка.