Дэн Поблоки: Встреча [litres]

– Внизу? – переспрашивает Дилан, ухмыльнувшись. – Зачем? Мы снимаем новую сцену?

Брюнетка вскидывает бровь и продолжает смотреть прямо на Дэша, как будто только его ответ имеет какую-то ценность. Дилан машет ей в надежде привлечь внимание:

– Ау? Я что, невидимый, или как?

Или как.

– Я же для нее пустое место, – говорит Дилан.

Конечно, пустое место, понимает теперь Дэш. И не только для нее. Пациент здесь Дэш, а не Дилан. Это не съемки «Папы в непонятках». Это больница. Настоящая больница, где они всеми силами пытаются заставить Дэша признать правду.

Правду.

Теперь он вспомнил. Родители отправили его в больницу после того, как однажды ночью нашли его далеко от дома и он настаивал, что Дилан где-то здесь и ему нужна помощь. Но это было уже после похорон Дилана. Похорон, от которых у Дэша по-прежнему оставались лишь смутные обрывки воспоминаний.

Доктора усиленно присматривают за ним. Дэш видит то, чего не существует. Видит своего умершего брата. Теперь Дэш понимает, что чувство вины было таким сильным, что воскресило мертвого.

Ему приходят электронные письма, эсэмэски, открытки от актеров и съемочной группы, но посещения запрещены. Дэш – особый случай. За ним нужен особый уход. Он знает, что больше не вернется на съемочную площадку.

Они пишут, что Скутера убрали из сериала? Это все из-за Дилана, из-за того, что он так себя ведет? Или это из-за того, что натворил Дэш?

Теперь все бессмысленно.

Да, решительно все – до тех пор, пока не приходит письмо от компании «Ларкспур Продакшнз». Письмо от Дела.

«Дилан! Дэш!.. Как дела?»

Дэш отскочил от Дилана, словно электрический разряд вырвал его из долгой-долгой ночи сновидений.

ДИЛАН ОТВЕРНУЛСЯ, будучи не в силах смотреть на своего близнеца.

– Когда ты узнал? – спросил Дэш, краем уха все еще слыша музыку. Она звучала как давнее воспоминание.

– Только что, – ответил Дилан, его голос звучал устало. – Раньше у меня были какие-то проблески. Но теперь, с этой музыкой, в этом доме… Я увидел все.

Дэш попытался взять Дилана за руку, но тот шарахнулся от него.

Девочка, Матильда, смотрела прямо в глаза Дилану. У нее был пронзительный, тяжелый взгляд. Она тоже знала. Она знала все.

Поппи в замешательстве повернулась к близнецам.

– Когда ты узнал что? – спросила она.

Дилан не обратил на нее внимания, по-прежнему глядя в грустные голубые глаза Матильды.

– Я не понимаю, – сказал он. Дэш опустил голову, затаил дыхание. – Я не понимаю как. Я не…

Матильда кивнула, качая на руках куклу.

– Поймешь, – сказала она. Она говорила напевно, почти по-матерински, видимо, девочка давно примерила на себя эту роль, когда играла с куклами. – Вы оба поймете.

Вдруг лицо Матильды перекосилось от боли. Со стоном она согнулась пополам, словно ее ударили в живот.

– Он не отпустит нас. – Матильда подняла глаза, по очереди глядя на всех. – И вас он тоже не отпустит.

Ее голос стал слабеть.

– Кто не отпустит? – спросила Поппи. – Ты говоришь о Сайрусе? Сайрусе Колдуэлле? Человеке, который обижал тебя?

Но Матильда закрыла лицо руками, от боли она не могла ответить.

Маркус все еще играл на губной гармошке, и Рэндольф шагнул к нему. Маркус отступил назад, и Рэндольф уронил на пол сломанную скрипку. Он слушал музыку Маркуса и дышал так глубоко, словно вокруг был чистый кислород.

Маркус остановился. Тишина наступила так неожиданно, что все вздрогнули.

– Они забрали твою музыку, – сказал он Рэндольфу. – Вот. Теперь она твоя.

Он вытер инструмент о рубашку и передал его мальчику. Глаза Рэндольфа засияли, как у ребенка на дне рождения.

– Ну же. Бери ее. Играй!

Рэндольф схватил гармошку, поднес ее к свету, как будто раньше ничего подобного не видел. Он прижал ее к губам и осторожно подул. Но вскоре он уже играл мелодию Маркуса. Звуки заструились по комнате, наполняя слушателей теплым чувством, словно укрывая их от непогоды.

С Рэндольфом происходило что-то странное. Пока он играл, излучая радость, его тело стало меняться. Терять цвет.

Рэндольф исчезает, понял Маркус. Прямо сквозь него он видел изумленное лицо Дилана.

А затем мальчик, который только что кидался на них с кулаками, просто исчез, забрав с собой радостную музыку.

– Рэнди? – позвала Матильда. Теперь она говорила голосом маленькой девочки, которой на самом деле и была – или была когда-то. Она дернула подбородком, словно чувствовала нечто, чего другие не замечали. Но тут же снова вздрогнула, схватилась за живот и согнулась пополам. Она уронила свою изуродованную куклу, и та с глухим стуком упала на пол. Поппи поспешила к ней, но Матильда шагнула назад – она не хотела, чтобы к ней прикасались.