Потом мы снова погрузились в «бардак» и долго ехали, а когда вылезли — оказались посреди города. Ну как, «города»… Городка. Чем он меня на первый взгляд удивил — отсутствием машин, магазинов, кафе и рекламы. Единственный транспорт, который я заметил — старенький, но ухоженный трамвай, который ехал по рельсам — но без контактного провода. Он катился посередине улицы, небыстро, так, что гуляющие по проезжей части люди спокойно расходились, уступая ему дорогу. На заднем сцепном устройстве висела задорная белокурая девица с хвостиками, лет двенадцати на вид, в желтом сарафанчике из-под которого торчали сбитые коленки. Девочка помахала мне рукой, чуть не сверзившись на рельсы, и трамвай укатил дальше.
Нас с Борухом и Олегом провели по казённому учрежденческому коридору и оставили в мрачноватой комнате — без окон и с жёсткими деревянными стульями. На одном из них дремал, привалившись к стене, мужчина лет сорока, высокий и крепкий, с измождённым небритым лицом и руками человека, не чуждого физической работы, одетый почему-то в расстёгнутый на груди теплый комбинезон и зимний тельник. На коленях у него лежал толстый свитер, а глаза скрывались под плотной повязкой из грязноватого бинта.
Наша возня его разбудила, он неловко повернулся, свитер упал на пол и слепой завозился, пытаясь его нашарить рукой. Я поднялся со стула и подал ему одежду.
— Спасибо, — сказал он, уставившись замотанными глазами мимо, — кто бы вы там ни были.
— Артём, — представился я, испытывая некоторую неловкость. Странно общаться с человеком, который не может тебя увидеть.
— Иван, — ответил тот коротко.
Все замолчали — обсуждать что-то в его присутствии было… Невежливо, что ли? Так и просидели минут пятнадцать, пока не пришел Ольгин «заместитель по» и не увел слепого, поддерживая его за локоть.
Потом сидели ещё полчаса или около того — часов у меня не было, мобильник вообще не помню, куда делся. Тот же заместитель вернулся и поманил за собой на этот раз меня. Я пошел — а почему, собственно, нет? События последних дней меня морально вымотали, и было уже как-то даже всё равно. Надеюсь, меня там покормят и разрешат покурить, а то очень хочется. От объяснений, что происходит, я бы тоже не отказался, но есть и курить хочется сильнее.
Сначала со мной долго беседовал некий Семён Маркович, тоже чего-то там по безопасности. Только не внешней, а внутренней. Я не стал спрашивать, является ли он тоже замом моей рыжей зазнобы или сам по себе рулит. Моложавый и подтянутый дядька лет пятидесяти, суховатое лицо, горбатый нос, седина на висках, тщательно выбрит. Вымотал все нервы, сволочь такая. И спрашивал, и спрашивал, и спрашивал… Вроде вежливо, без наезда, но в такие подробности биографии норовил залезть, о которых я вообще никому рассказывать не собираюсь. Пусть мои скелеты в шкафах покрываются пылью дальше. Очень уж ему хотелось выяснить, почему это я в деревне жил, и как так получилось, что все пропали, а я нет. Деревня моя, впрочем, осталась там, где была и сюда не перенеслась, так что придётся ему мне на слово поверить. И чёрта с два я знаю, почему так вышло. Наверное, буду отзываться на кличку «Счастливчик».
А ещё въедливого безопасника страшно интересовало, отчего да почему я оказался ровно там, где засели военные из какой-то там «конторы», и не имею ли я, случайно, к ним какого-нибудь отношения. И моё «да хер его знает, как так вышло» его не устраивало. К счастью, потом пришёл Евгений, который зам, и принес какие-то бумаги, почитав которые Семён Маркович от меня отстал. Сказал только, что первичные допросы задержанных отсутствие моей связи с Конторой пока подтверждают, но он всё равно будет за мной приглядывать. Я подумал, что Борух так легко тут не отделается. Однако на этом мои страдания не закончились — Евгений сопроводил меня в подвал и сдал на руки раздражённому человеку в лабораторном халате.
Он представился как «профессор Воронцов», усадил меня на стул в чём-то вроде телефонной будки и сунул в руки какой-то планшет. Профессор выглядел не молодым и не старым, а что-то среднее: вроде и седой и с залысинами, а резвый, как будто ему не больше тридцати. Но при этом склочный, как будто ему лет тысяча. Планшет оказался без кнопок и вообще, кажется, цельный. Как будто пластина тёмного полированного камня или вулканического чёрного стекла. Размером дюймов десять-двенадцать по диагонали, если планшетными мерками мерить, толщиной сантиметра два. Массивная такая штука.
Читать дальше