Ким Лиггетт - Последняя жатва [litres]

Достав из бардачка фонарик, я осторожно обхожу здание Общества охраны старины, пока не дохожу до самшитовой изгороди, преграждающей путь к его задней двери. Я продираюсь сквозь густо растущий самшит, и его колючие ветки сплошь исцарапывают мои не защищенные одеждой руки.

Идя по газону к задней стене главного корпуса с ее рядом французских окон, я невольно вспоминаю: последний раз, когда мы приезжали сюда всей семьей на пикник, – это было в День Независимости, четвертого июля, летом того года, когда погиб отец. Мне даже не надо закрывать глаза, чтобы увидеть все это вновь… чтобы вновь почуять те запахи… ароматы жимолости и свежескошенной травы, а также запах пороха от пушки, из которой стреляли снова и снова. Умничка стояла у отца на ступнях, и он кружил и кружил ее в такт музыке. Мама плутовала в картах, играя со своими подругами, ходящими в одну с нами церковь, а Джесс… Джесс тогда все еще выглядела нормально. А потом я вижу и себя самого, вижу, как бросаю этот чертов мяч, которым играют в американский футбол, и наблюдаю за тем, как Тайлер уводит Эли прямо у меня из-под носа. Как жаль, что я не могу вернуться в то время. Я бы все сделал совсем по-другому.

Дергая за ручку задней двери в безуспешных попытках заставить ее открыться, я вдруг осознаю всю значимость того, что собираюсь сделать. Я вот-вот переступлю черту. Если меня поймают, когда я взломаю дверь и войду, я окажусь в каталажке. Тогда я не смогу завершить жатву, и Умничка точно не сможет пойти в частную школу. Но если там, внутри, окажется что-то важное, та самая тайная комната, о которой говорил отец, я смогу вывести их на чистую воду, устроить публичный скандал. И восстановить его доброе имя.

Сняв с головы бейсболку, я ерошу пальцами волосы.

– Это безумие, – шепчу я.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти тем же путем, которым пришел, но нет, я не могу этого сделать, не могу уйти просто так. Да, в самом конце отец вел себя как безумец, но ведь он всю жизнь был человеком здравомыслящим, разумным. И честным. Я должен верить, что дело здесь совсем не в том, что он просто взял и спятил, нет, за всем этим стоит нечто большее. Ведь если такое случилось с ним, это может случиться и со мной, а я не пойду по этой дорожке без борьбы.

– Эх, да хрен с ним! – говорю я, заворачивая кулак в бейсболку и разбивая стекло рядом с замком. Я замираю, готовый к тому, что сейчас завоет охранная сигнализация или прибегут сторожевые собаки, чтобы загнать меня обратно за самшитовую изгородь, ожидая чего-то такого, что заставит меня остановиться, образумиться, но единственные звуки, которые я слышу, это кваканье лягушек на озере Хармон.

Уровень адреналина в моей крови так зашкаливает, что я мог бы легко поднять эту дверь и снять ее с петель, но в этом нет нужды. Я отпираю ее изнутри, и она распахивается сама. Впечатление почти такое, будто она приглашает меня войти.

Я делаю судорожный вдох и переступаю порог.

Звук моих шагов то отдается гулким эхом от полов с паркетом из дорогих пород дерева, то глохнет, когда я прохожу по коврам, идя по длинному коридору, увешанному старыми фотографиями и уставленному витринами с «артефактами» – они представляют собой всего лишь разъеденные ржавчиной сельскохозяйственные орудия и старинные приходно-расходные книги, но жители нашего города смотрят на весь этот хлам как на Святой Грааль.

Раньше здесь не было так пафосно, но с тех пор, как комитет по художественно-оформительским работам возглавил мистер Нили, это место стало больше походить на Белый дом, чем на бывшее здание мэрии захолустного городка, построенное для того, чтобы управлять кучкой работяг-иммигрантов.

Комнаты в фасадной части здания выглядят так безупречно, что мне даже боязно чего-то здесь коснуться. Невозможно представить себе, что где-то есть тайная комната. Я решаю спуститься в подвал, туда, где находилась городская тюрьма. Общество сохранило ее точно такой, какой она была в старину.

У подножия лестницы я спотыкаюсь о железные кандалы, прикрепленные к потемневшему от времени деревянному брусу. Здесь же находятся пара топоров, веревки, галлон жидкости, похожей на кровь. Реквизит для реконструкций отправления правосудия, которые проводятся в городе во время Недели Первых Поселенцев. Тогда женщины достают чепцы, а мужчины выкатывают крытые повозки, и все вокруг начинают разговаривать, как жители глухих горных районов южных штатов, что есть совершенная глупость, поскольку большинство первых поселенцев явились сюда прямиком из Ирландии.