Татьяна Ван - Театр тьмы [litres]

Я молчала, глядя на Тома. И никак не могла отделаться от мысли, что передо мной сидит не тот парень, в которого я без памяти влюбилась. Не персонаж и не фантом, а реальный человек. Я верила ему. Верила каждому слову и каждой эмоции на лице. Он был не тем, в которого я влюбилась, а лучше. Теплее, добрее. Он раскаивался в своих слабостях, признавал вину, а на деле обнимал меня. Отсутствие дьявольских масок только подтверждало мое шестое чувство. Том стал собой. И такого Тома я тоже любила. Или могла полюбить.

– Но я дурак, понимаешь? – с горечью в голосе продолжал исповедоваться актер. – Я до сих пор не свыкся с мыслью, что Чарльза Бейла больше нет. Не отвечаю за других актеров, но я хочу быть честным перед тобой до конца. Поэтому расскажу. Я любил Чарльза как отца. Я любил его даже больше, чем того, биологического… того военного. Мистер Харт запрещал заниматься театром и называл это дело непристойным. И только Чарльз поверил в меня, когда я, шестнадцатилетний оборванец, получал рыбьими шкурками по лицу в пабе на окраине Лондона.

Чарльз привел меня в театр . Сказал, что я талантливый и способный; уверял, что я смогу стать чуть ли не Чеховым. Разве мог я не любить этого мужчину? Поэтому он стал мне отцом. Я не видел его грехов, точнее – не хотел их замечать, зная, что Чарльз был хорошим человеком. Я изучил его биографию и знаю, о чем сейчас говорю. Он был гением, понимаешь? Гением, которому просто не повезло. И, наверное, я совершил большую ошибку, как все актеры, когда-либо служившие «GRIM». Мы видели другого Чарльза – того, кем он был при жизни, забывая, кто он есть сейчас, перед нами.

Поначалу мы даже не знали, кто он такой. И не потому, что Чарльз не рассказывал, а потому, что сами не хотели этого знать, понимая – он необычный человек. Сначала у новичков театра появлялись такие мысли из-за невероятного таланта Чарльза. Он видел театр в другом, не в классическом британском стиле. Он учил нас по системе Михаила Чехова. Тогда мы еще даже не знали, не могли вообразить, что он встречался с великим русским актером лично в послевоенное время.

Том говорил со страстью, свойственной человеку в самые сокровенные моменты жизни: он то шептал, то выкрикивал слова, то склонялся к столу, то слишком вытягивался. Его одолевали самые разнообразные чувства – от гнева, непринятия действительности, осознания собственных ошибок, до любви. Любви к театру и к существу , которое привело его в этот самый театр.

В последнее время, еще до внезапного появления Тома после долгого затишья, я часто задавалась вопросом: «А правда ли актеры «GRIM» так талантливы? Может, это всего лишь заклятие?» Но, сидя напротив актера, я нашла ответ и на этот вопрос. Нет, это не заклятие. Они действительно были талантливыми людьми, которым тоже, наверное, не совсем повезло .

– Так вот, я говорил о Бароне, – вспомнил Том. – Точно не уверен, но, кажется, он собирался отомстить за своего друга. До сих пор не понимаю, как этот друг относился к театру и что вообще произошло между ним и Чарльзом. Барон никогда с нами не откровенничал на эту тему после убийства руководителя. Он до сих пор молчит.

– Ты помнишь, как звали друга Барона? – спросила я, хотя уже прекрасно знала, какое имя сорвется с губ Тома Харта.

Я спрашивала не ради себя. Ради Тома. Он явно не знал историю Эндрю. И я должна была рассказать ему. Только так он мог познакомиться с очередной плохой частью Чарльза. Только узнав, какой художественный руководитель был на самом деле, Том мог отпустить как его, так и память о нем.

– М-м… Энтони или Эрик… точно имя на «Э».

– Эндрю, – подсказала я.

– Точно! – воскликнул Том. – Но откуда ты знаешь?

– Встречалась с ним лично.

– Где?!

– В психиатрической больнице.

– Не понял, – в замешательстве сказал Том.

– Во время гастрольного тура «GRIM» по России молодой и подающий надежды актер влюбился в журналистку. Девушку по имени Марина Сафронова. Его чувства оказались взаимными. В итоге молодой актер предал Чарльза. Он отговорил свою девушку приходить на интервью к художественному руководителю, но Чарльз все же заманил ее. Когда молодой актер узнал, что его любимая мертва от рук босса, он начал рассказывать всем подряд, что «GRIM» – это театр дьявола. Без подробностей, без имен. Он просто говорил, что им руководит дух-убийца.

– И Эндрю упекли в психушку, – прошептал Том. – Но почему Чарльз не помог ему?

– Ты не понял, – грустная улыбка коснулась моих пересохших губ. – Это Чарльз его упек , как ты выражаешься. Заплатил огромные деньги за то, чтобы актер последние дни жизни провел в психиатрической больнице. Ему насильно испортили психику. Эндрю Фаррела сделали марионеткой, списав его слабость на шизофрению. Благо, в больнице были люди, которые любили его и скрашивали ему жизнь.