Юлия Верёвкина - Девятый круг. Ада

Синоптики делали жуткие прогнозы, власти объявили чрезвычайную ситуацию. В этом году на всей территории страны не будет собрано ни единого зёрнышка, ни одной картофелины. Политики орали до хрипоты, споря, кто из них больше не готов к такому положению, а Лерке Волковой в маленькой квартирке в провинциальном городе было страшно.

– Когда же она замёрзнет! – зло повторил Сергей.

И хотя Лерка отчаянно ненавидела эту птицу, и уши сжимались от каждого ежесекундного вопля, что-то неприятно шевельнулось внутри. Если она так бодро кричит при минус двадцати семи, какой нужен градус на улице, чтобы она замёрзла? И Лерка неожиданно подумала: если птица перестанет кричать, начнут погибать не только пшеница и огурцы.

Вздрогнув и поджимая пальцы на озябших ногах, закутанных в две пары шерстяных носков и присланные матерью из деревни валенки, она побежала обратно в кровать.

Метеорологи не предсказывали ничего утешительного. Снег не просто отказывался таять – синоптики грозили резким похолоданием. «Куда больше?» – ахнул Сергей, сидя на пресс-конференции в местном гидрометцентре: когда он выходил из дома, на градуснике было минус тридцать три. Ему квалифицированно объяснили, что это далеко не предел, зима, которая, по сути, уже началась, обещает быть исключительно холодной, не исключены температуры до минус сорока уже на этой неделе, и «такие погодные условия сохранятся до конца августа», как деловито и серьёзно сообщила Катя журналистам, с которыми держалась почти не скованно, хоть и давала интервью впервые. Вообще-то она была выездным специалистом; впрочем, всё, что Сергей знал о её работе, сводилось к вечным шуткам о достоверности прогноза погоды на 50 процентов и о самочувствии озимых в соседних районах.

Когда все вышли покурить с журналистами, Сергей отозвал Катю в сторону.

– Ну теперь давай объясняй мне профессионально, откуда это всё взялось? – Он кивнул на сугробы во дворе гидрометцентра.

Катя флегматично заправила каштановую прядь под вязаную шапку и, затянувшись, призналась:

– А шут его знает, Серёж. Никто ничего понять не может.

Сергей так и застыл с зажигалкой в руках.

– Подожди… А сейчас ты что втирала? Ну, все эти бла-бла-бла на полчаса?

Катя скривилась.

– Нет, а ты хотел, чтобы мы вышли и сказали: «Ой, надо же, как интересно получилось!»? Да нет, в принципе, обоснования-то находятся – штука в том, что у всех они разные. Может, и правда объективные причины, только по-моему – полная аномальщина. Во всяком случае, – она усмехнулась, – в универе такому не учили.

Докурив, они попрощались, и Сергей отправился в редакцию писать очередной материал про августовские морозы, размышляя над признанием Кати и качая головой: ох уж эти синоптики…

В корреспондентской комнатке никого не было. Сергей поставил чайник и вдруг услышал характерный звук за спиной: загружался компьютер. Озадаченно нахмурился: он точно помнил, что не успел его включить. Но очевидность явно восставала против памяти. Впрочем, сила привычных жестов в том и заключается, что их не замечаешь… Придя к такому выводу, Сергей хотел было отвернуться, но заметил вместо привычной змейки вспыхнувшие на экране слова: «Они гуляли под чистым августовским снегом».

Сергей замер, ошарашенно глядя на монитор, но буквы уже исчезли. В этот момент раздался телефонный звонок.

Запах был насыщенный, глубокий, волнующий. В нём совсем не выделялось конкретных нот – никаких там елей или трав. Но он будоражил, даже мурашки побежали по позвоночнику, и Лерка, закутавшись в рубашку Романа, поднесла воротник к самому носу, чтобы поглубже вдохнуть аромат одеколона.

Наслаждаясь запахом, она повнимательнее обвела взглядом комнату. Просто, почти бедно. Печь – настоящая, дровяная! – кровать, стол, нетбук на стопке книг, маленький ЖК-телевизор на стене, иконы в одном углу и старинное зеркало – в другом. Квартира, которую Лерка и Сергей снимали у матери Романа, была обставлена куда современнее. «Не представляешь, как бы я хотел здесь всё изменить! – с тоской в голосе признался Роман, приведя её в этот по меньшей мере столетний дом. – На работу я устроился, вот сейчас деньги появятся – и…» Впрочем, дальше Лерка не слушала, ей было вполне достаточно информации, что мать Романа сегодня – в ночную смену и не застанет её, щеголяющую лишь в расстёгнутой сыновней рубашке.

Сначала были несколько вечеров в соцсетях с трогательно-серьёзными разговорами о смысле жизни, искусстве и политике. Потом два свидания в кафе, на которых они легко проболтали по несколько часов. Говорили обо всём, кроме истории несчастной любви Романа. Лерка, успевшая выдать пару пустяковых эпизодов из своего прошлого, сгорала от любопытства и пыталась что-то выведать. Роман пресёк все попытки фразой: «Поверь, это отвратительная история, и мне очень хочется никогда её не вспоминать». Эпитет «отвратительная» показался Лерке достаточно веским аргументом, и она отстала. А вскоре Роман пригласил её поужинать у него дома. «Посмотришь, в какой дыре я живу, и убежишь». Только Лерке до подгнившего пола, непроведенного АОГВ и примитивной канализации не было никакого дела. Она деловито погасила свет, оставив ночник над кроватью, включила музыку в нетбуке и приготовилась к романтике. Впрочем, Роман продолжал говорить о высоких материях. Лерку привело в восторг, что, несмотря на полумрак, было очевидно: бывший священник смущался и даже чуть краснел от столь вопиющей интимности третьего свидания. Пожалуй, он бы ближе к полуночи стал провожать её домой, если бы Лерка не уселась ему на колени так решительно, что сомнений в том, чем она намерена заниматься, остаться просто не могло.