Андрей Звонков: Ворожея. Любовью спасены будете

– И что дальше? – спросил опять Носов. – Куда его?

– Как куда? – удивился врач. – Домой пойдет, он же не самоубийца?

– Нет, – подтвердил Носов. – Это надолго?

– Ну, вот как вам сказать? Если он всю бутылку опростал, – сказал доктор, – то через полгодика, скорее всего, выцветет…

За его спиной раздался стук, синий мужик во второй раз потерял сознание… Носов вздохнул и полез в карман за «живой водой»…

На подстанцию они, конечно, приехали с опозданием, на пятнадцать минут… Но, как оказалось, почти все бригады опоздали из-за авиакатастрофы… По холлу носились фельдшеры и врачи, таскали оборудование, проверяли ящики, пополнялись медикаментами и шприцами… Отработавшие бригады собирались в конференц-зале – рассказать о выполненной работе.

Когда все отчитались, поднялся из-за стола президиума заведующий подстанцией и произнес такую речь:

– Уважаемые женщины, врачи и фельдшеры! Я прекрасно понимаю, что лето выдалось жаркое, и все-таки я убедительно прошу вас носить под халатом что-нибудь существенное, кроме бюстгальтера.

В зале установилась мертвая тишина, а Морозов произнес тихо, но ясно:

– Трусы, например… – и тут же крепко получил свернутой пачкой карточек по голове от фельдшера Сашки Гаранкиной.

Когда в зале восстановилось спокойствие, Стахис продолжил:

– Ну и напоследок фельдшеру Морозову объявляю благодарность за обнаружение еще живой пассажирки разбившегося самолета, а доктору Носову – выговор за нарушение трудовой дисциплины!

Ввернул-таки Стахис, не удержался, ибо дисциплина на подстанции должна быть: какая разница, чья дочка работает на бригаде? Он не вдавался в подробности, как нарушил дисциплину Носов, но слушок по подстанции прошел… и затих. Ничего особенного. Бывало, делили и по полночи, если работали втроем.

Есть два дня в году, на которые смены комплектуются в течение всего года. Это тридцать первое декабря и первое января. Смена уже не имеет значения, все считают, сколько новых годов они отработали, отстаивая свое право не работать. Трудно сказать, что происходит, но для «Скорой» эти дни самые плохие.

Старший фельдшер постарался. Тридцать первого декабря бригады были укомплектованы и даже переукомплектованы. В течение дня вся подстанция готовилась к Новому году. Плюнув на риск получить нагоняй от линейного контроля, лишние, третьи, девчонки трудились на кухне, готовя салаты, нарезая колбасу, сало и копчености. В одежных ящиках в глубоком секрете покоилось несколько бутылок шампанского и парочка пятизвездочного коньяка.

Заведующий подстанцией встречал Новый год в кругу семьи и не ведал о готовящемся безобразии. Из этого круга, несмотря на прямые родственные связи, выпала его дочь Вилена, добровольно возжелавшая работать в компании с Носовым и Володей Морозовым именно тридцать первого. Герман раздражался, убеждая дочь, что все будут дома! Нет никакой необходимости в этой жертве! Тем более что гости должны приехать! Он специально пригласил своего однокашника Яшу Левинсона с сыном Мишей, надеясь познакомить его с Виленой. Никаких стратегических планов он не строил и не рассчитывал, что тощий прыщавый Миша очарует Вилечку с первого взгляда. Скорее наоборот. Но регулярные намеки мамы, что неплохо бы познакомить Вилечку с хорошим мальчиком, его уже достали. Прыщавый Миша был хороший. Но совсем не походил на высокого ироничного Виктора Носова. Герман достал студенческую телефонную книгу из глубины письменного стола, позвонил Яше. В двух словах объяснил ситуацию, не церемонясь в выражениях. Яша недавно овдовел. Дома было скучно. Потому приглашение на Новый год к старому другу принял без колебаний. И вот тут эта обормотка в обход папиных планов договаривается со старшим фельдшером о дежурстве под Новый год! А они с женой теперь должны веселить всю ночь приглашенных гостей. Ходить перед ними на головах, старательно веселиться и излучать неподдельную радость. Герман не хотел использовать власть и поругаться с Виленой. В конце концов, все уже взрослые люди! Дочь тоже не ребенок. Он не ждал слез, знал, до этого не дойдет. Как многие отцы, он ждал мальчишку, но не случилось. Родилась Вилена, в которую вольно или невольно он заложил частичку своего мужского характера еврейского мальчика, который до самой зрелости не просто жил – а выживал в житейских перипетиях советских улиц. Твердость и гибкость, умение стоять на своем и дипломатия – все это досталось наследнице Германа. Он видел себя в ее решимости. Вспоминал себя и свои разговоры с родителями, когда привел в семью русскую невесту, жену. Он посмотрел в глаза дочери, полные любви, и только погрозил пальцем.