Руслана Визбор - Не ходи туда. Тайна перевала Дятлова

Прогуливаясь Аркадий, достал по привычки пачку сигарет и закурил. Синий дым медленно поднимался вверх, сливаясь с облаками. Легкие глубоко и жадно втягивали привычный приятный вкус табака. Тонкая струйка голубого дыма заворачивалась в плавные волны прибрежного бриза. К губам поступал приятный теплый воздух от красного уголька это, пожалуй, единственный способ укротить огонь в руках.

Аркадий отвел указательный палец и быстрым движением выпросил окурок в снег.

Подойдя к госпиталю, он постучал валенками по деревянному порогу и вошел внутрь. Подойдя к двери ординаторской, он постучал пару раз и приоткрыл дверь.

За столом сидела молодая девушка лет двадцати пяти. Это была терапевт Анна, прибывшая год назад из области по распределению после окончания медицинского университета.

Анна была худощавая девушка, трапециевидное лицо и широко расположенные плечи выдавали ее северную породу. Лоб был высоким с хорошо заметной родинкой у правой брови, а скулы ярко выраженные, за счет впалых щек.

Белокурые волосы золотистого цвета, озарялись ярким блеском от падающего дневного света. Анна выглядела намного моложе своего возраста, этот эффект достигался белой, даже бледноватой тонкой кожей. На её висках можно было увидеть просвечивающиеся голубые вены под тонкой белой кожей.

Белые рукава халата сливались с худосочными руками и тонкими кукольными пальчиками. Голубые набухшие вены, выступали сквозь тонкую кожу рук.

Анна была и душевно представителем норманнской пароды. Психологически уравновешенная, спокойная, малообщительная. Казалось, социума для нее не существует. Она была интровертом по натуре. Люди ее интересовали лишь как медицинский материал.

Общаться с ней было довольно сложно, весьма ощутимая дистанция чувствовалась уже при первом взгляде. Глаза не выражали яркости и блеска присущи молодой девушки. Скорей наоборот. Сероватый оттенок, мутноватые очертания, глубокая печаль и негодования, вот что читалось в зеркале ее души. А ее сдержанности и стойкости мог позавидовать любой. Казалось, она много лет строила душевную заставу от людей и достигла непробиваемого защитного пласта.

Люди ей были не приятны, она даже это не пыталась скрывать, хотя свое дело знала профессионально и никогда не позволяла себе удариться лицом в грязь.

К любой, даже незначительной критики в свой адрес она относилась особенно резко. Анна была способна без лишних эмоций затаить обиду, у которой уже не было шанса на прощения, и она уже с собой ничего не могла поделать.

К пациентам и, особенно к начальствующему составу, она обращалась «мои обезьянки». По своей профессиональной компетенции она обосновывала это отсутствием в ее крови резуса фактора, который присущ семейству обезьян. Поэтому с высоты данного природного обстоятельства она полноправно считала себя в привилегированном положении с точки зрения природной эволюции, а не надуманной общественной стратификации.

Вообще она по своей сущности прекрасно играла роль драматической актрисы. Без навязчивости и наигранности во всем чувствовалась душевная природа. Это и вызывало к ней интерес и любопытство. Чувствовалась глубина внутреннего мира. Творческого порыва, обремененного рамками стандартов и скупости общественной натуры.

Аркадий робко встал у порога и произнес: «Здравствуйте, Анна, скучаете».

«Мне интересно оставаться один на один с собой. В этом мире так много барахла, что это на меня наводит скорей тоску, чем скуку», – добродушно ответила Анна.

Анна достала из ящика сигареты и, зажав папироску в корнцанг, изящно прикурила.

«На что жалуемся, пациент?», – с улыбочкой спросила Анна.

«Я разнарядку принес, на эту пятерку надо медицинские карты подготовить», – ответил, сдерживая улыбку Аркадий.

«Боров опять от сердца отрывает, скоро некого не останется», – с намеком сказала девушка.

Докурив папироску, Анна взяла с подоконника банку с водой и вместе с зажимом опустила папиросу в воду.

«Как обычно в лучшем виде!» – сказала Анна и поспешила удалиться пациенту.

Аркадий медленным шагом отправился к выходу, все еще оглядываясь, не помелькает ли образ Анны в коридоре и отправился в сторону вахты.

Придя на место Аркадий, положил пальто на стул и подошел к чайнику.

Налив себе стакан горячего напитка, он, положа две ложки сахара в чай, подумал: «Жаль, что жизнь не так сладка, как этот чай».

Присев у окна и, облокотившись на спинку стула, Аркадий посмотрел в окно на белую полоску горизонта.