Светка все о своем: как день рождения вот праздновали, какую барби ей купила. В городишко наш приехали аттракционы: обшарпанные вагончики, пара квёлых зверей в клетках – «зоопарк». Сходили. Танечке особенно комната смеха понравилась (коридоры с кучей зеркал, во всех отражаешься – убежала вперед, хохочет: «Мам, мам, смотри, я везде!») и облезлый тигр. Никогда живого тигра не видела. Света хотела её в свой отпуск в Москву свозить, в настоящий зоопарк и на карусели, уже деньги откладывала, а оно вон как повернулось. Психанула моя Светка. Немудрено. Утром молча собралась и домой ушла.
Пару дней тихо было, а потом начала звонить под вечер. Мол, и смех ей дочкин из спальни мерещится, и помаду её кто-то спрятал. И зовёт её Таня, как стемнеет, чуть слышно. По всему нервы сдали. Я её к себе зову, тяжело ведь одной: мнётся, молчит. Ну что тут сделаешь, это надо просто переболеть. Время лечит.
А вчера просыпаюсь среди ночи от звонков в дверь. Молоток взяла с полки, он там специально лежит, открываю: Светка на пороге, растрёпанная, в каких-то сандалях и халате. Через половину города бежала ко мне в таком виде.
Отпаивала её водкой, сигареты достала, окно открыла. На третьей рюмке её прорвало, рассказывает: в спальне у неё большое трёхстворчатое зеркало стоит, от покойной матери осталось. Спит и слышит сквозь сон, как Таня зовёт: «Мам, посмотри, мам, ну посмотри-и!». Приподнялась на кровати, ночник включила: а в зеркале её Таня, во всех трёх створках разом. В синем платье, в котором они на аттракционы ходили. Смеётся. «Мам, смотри! Я – везде!»
Света лампу в зеркало кинула и бежать. В гостиной в «стенке» зеркало за сервизом: «Ма-ам». В прихожей зеркало висит: «Ну мамуль, посмотри». Как до меня добежала не помнит.
Не уснула, а отключилась на диване. Я тоже спать пошла. Утром встала, написала ей записку и попёрлась к ней проверять масштаб разрушений. Вдобавок она же квартиру нараспашку оставила, мало ли что. А с такими проблемами пусть пока у меня поживёт, заодно и вещей ей сумку соберу. Нельзя ей сейчас одной, дура я, что отпустила после поминок.
В квартире бардак, причём застарелый. Прошлась – ну вроде нормально все, ничего не пропало. Трюмо в спальне – то да, расколочено. Собрала осколки, кучу посуды в раковине перемыла, цветы полила. Набрала ей одежды в чемодан наугад, пусть сама потом разбирается. Ключи с крючка снимаю, выхожу уже, сумку поставила, чтоб дверь закрыть. И слышу из квартиры. Голосок знакомый, звонкий такой:
– Тётькать, а мама скоро вернётся?
Наша страна велика, как учат школьники на уроках географии, однако значительную часть ее территории составляют места, где жизни вообще нет, а если и есть – то по недоразумению. Бескрайние сибирские леса, ледяные пустоши… Нормальные люди часто вообще не понимают, зачем кому-то жить там.
В девяностых, будучи молодым, горячим и толком не знавшим еще жизни человеком, я жил и работал в одном из таких мест. И покинул его навсегда после того, как случилась невиданная для наших краев, грязная и отвратительная история. Вы первые услышите ее.
Речь идет о моем родном поселке Тура, что в эвенкийском АО. Крошечный райцентр с населением в несколько тысяч человек, он стоит на «перекрестке рек», на вечной мерзлоте, со всех сторон окруженный бесконечными сопками и тайгой без малейшего намека на цивилизацию, не считая кучки далеко разбросанных факторий. Машины с номерами из этого региона нечасто увидишь в столицах – собственно, доехать до Туры невозможно большую часть времени, так как даже дороги туда не ведут. Только с холодами люди расчищают зимник, и этого события, как праздника, ждут целый год.
Я не буду рассказывать о непростом быте местных жителей, этом ежедневном выживании посреди пустоты, вы можете почитать об этом и сами. Летом край бывает безбожно красив, все так, но для меня годы жизни там, хоть и не были плохи, слились в памяти в бесконечную череду лютых, непредставимых для жителя центрального региона зим. Обжигающий холод, лёд и снег, и где-то посреди этого иссиня-белого пространства – затерянная даже во времени горстка еле тлеющих окон домов, вот что такое наш поселок. Белого вокруг столько, что иногда, лишь бы увидеть яркие краски, хотелось ногтями выцарапать собственные глаза.
Цепь событий, о которой я готов вам рассказать, началась одной из таких вот сибирских зим. Из отдаленного поселка, продираясь сквозь снежную стену, в райцентр по полузанесенному зимнику ехал автомобиль. По такой погоде, да на легковушке – почти самоубийство. Водитель, скорее всего, гнал. Водителем был мужик, везший заболевшую дочь в нашу больницу. Его отговаривали кто только мог, но никакой санавиации нет в наших местах, а заболевшая не пойми чем девчонка буквально за пару дней превратилась в тень. Местный фельдшер в недоумении только разводил руками. Отчаянный мужик положил ее на заднее сиденье и стал прорываться к нам – в нашей больнице был даже педиатр. Неслыханная роскошь, говорю без малейшей иронии. Была бы у него хотя бы «нива»… Скорее всего машину попросту сдуло с дороги, и он разбился о кучу лежащих метрах в десяти бревен. Нашли его на следующий день, когда ветер подутих. Пришлось раскопать сугроб, в который превратилась машина. Его ноги зажало от удара, на окоченевшем лице застыл крик, а в рот набился снег. Двери – нараспашку. Девочку не нашли в машине. Пошла за помощью для папки, но что больная полуголая пацанка могла сделать ночью в буран? Короче, прочесывали сопки еще несколько дней (участвовал и я), но так и не нашли тело. Может и слава богу, так я тогда думал.
Читать дальше