Олег Ерёмин - Волны и небо!

Мы еще долго купались: ныряли с лодки и просто так, то стремительно проносясь над дном, то зависая в безмолвии и медленно всплывая к поверхности, и, только вконец умаявшись, выбрались на лодку и улеглись, впитывая покрытой мурашками кожей солнечное тепло. Какое-то время я ощущал зябкую внутреннюю дрожь, но вскоре горячие волны заглушили ее, и я поплыл, покачиваясь в ярко-красном свете, струящемся сквозь веки, закружился в водовороте, погружаясь на второй этаж сна.

Или не сна?

Сон не может быть таким ярким. Ярче реальности. И вдруг я с удивлением вспомнил, что видел подобные сны. В них было море, катание на высоких ласковых волнах, Виталька, Мастера. И Полеты. Эти сны время от времени приходили ко мне и дарили теплое ощущение беззаботности и радости, светлой грусти и ожидания чуда, такое же яркое, как в книгах Крапивина, в музыке Жаре, в фильмах Марка Захарова. И все-таки другое – неповторимо личное, свое. Они сразу забывались, оставляя в памяти только щемяще-радостное настроение, которое надолго оставалось со мной, поддерживая в бытовой круговерти. Но сейчас я вспомнил их, каждую деталь, каждый оттенок и звук. И понял, что это – не сны. Что это действительно было со мной. Что я и раньше попадал сюда. В сказочный мир, где машины уступили место магии, а армия и полиция – Хранительницам, где наш мир – ставшая болью история, все еще не до конца залеченная рана. И где у меня есть друзья и нераскрытые тайны…

…Мне на живот плеснулась холодная вода.

Я подскочил, ошарашенно глядя перед собой осоловевшими глазами. На меня смотрел, злорадно ухмыляясь во всю рожу, Виталька.

Я с притворной (а отчасти нет) яростью накинулся на него, и мы оба, чуть не перевернув лодку, плюхнулись в воду. Она обожгла с непривычки холодом, вытравила из головы навеянную жарой сонную одурь, взбодрила.

Мы немного поныряли, окончательно приходя в себя, и выбрались на яхту.

– Поплыли в Клуб, пока снова не раскисли! – предложил Виталька.

– Давай, – отозвался я.

Мы поставили парус и, оседлав плотный ровный бриз, почти по прямой пересекли залив и подошли к Южному мысу. Провели наше суденышко в створ маленького мола и пришвартовались у полупустого пирса. Жару сменила предвечерняя прохлада. Упругий ветер гнал к берегу маленькие пушистые облачка и взлохмачивал воду мелкой острой рябью.

Виталька запрокинул голову и радостно воскликнул:

– Олег, смотри – наш знак!

Я увидел, как облака над головой складываются в ровный четкий ромб.

– Это хорошо! – обрадовался я.

– Да, – Виталик посмотрел на меня серьезно и прямо. – Пришел твой час. Я тебе завидую.

Он положил мне руку на плечо.

За его спиной вышли из дверей Клуба и стали полукругом Мастера. Мастер Ветра и Облачный Мастер стояли поодаль, раскинув руки и подняв лица вверх, к своему творению.

– Твой выбор, Олег, – серьезно и торжественно произнес Мастер Парусов – Виталька.

Я улыбнулся:

Ты ведь его знаешь. Волны и Небо.

Виталий сделал два шага назад и встал в общий строй. Сказал звучно и веско:

– Да будет так! – и добавил потише. – Лети.

Я ощутил в груди радостное замирание, так знакомое мне по Тем снам, повернулся направо. Сделал шаг, другой, напряг какие-то неведомые струнки и почувствовал, что Это произошло! Мои ноги уже не касались асфальта.

С ощутимым, но не физическим усилием, я отрывал себя от земли на полметра, на метр. Повис, глядя сверху на звонко смеющихся друзей. Плавно опустился.

– Вот и все, Олежка, – радостно улыбаясь, подошел ко мне Виталька. – Теперь это с тобой навсегда. Ты – Мастер Волн и Неба. И как только сможешь прорваться в параллельные пространства, которые вы называете снами – эти силы будут твоими. Да и многое другое. И еще одно. Ты нам нужен. Мы встретились не зря, и нам предстоит еще многое сделать. Но сначала ты должен найти себя и близких тебе людей. Мы помогли тебе, чем смогли – но дальше твой путь. Вот и все. До свиданья, друг! Возвращайся к нам, когда будет тяжело или радостно.

Он последний раз крепко пожал мне руку.

И я очнулся в своей постели.

Я проснулся поздно. Часов в девять.

За окном было пасмурно, моросил монотонный январский дождь.

И от этой монотонности, от контраста с тем, что было во сне, резанула неожиданно сильная тоска.

Нет, и не было в нашем мире ни Витальки, ни Клуба, ни полетов.

Только море.

Оно и сейчас где-то там, в километре от дома, катит свои холодные серые волны, свинцово лоснясь под дождем.

Тоска.