Мария Буркова - ЛоГГ. Спасти императора. 3-я часть триптиха

Райнхард пытался отделаться от навязчивой картинки с кораблями, и даже приподнялся на локте для этого, но голова решила стать свинцовой и уныло клонилась на грудь. Из желания повредничать он взялся поднимать её, как вдруг услышал шорох. Довольно громко, не показалось, ближе к двери, но чуть дальше места, куда достают сапоги. Шорох не прекращался, и он насторожился в положении полулёжа, внимательно глядя в ту сторону, но зрение начало подводить – при попытке приглядеться начинало сильно рябить в глазах, а иначе мелкие детали расплывались. По всей видимости, этот звук на деле вовсе не силён, просто на полу ему лучше слышно. Но это уже отдаёт сильным беспокойством, а сейчас он чувствует себя гораздо хуже, чем во время визита Эльфриды, и собственная беззащитность очень сильно угнетала. Но недоразумение разрешилось довольно быстро – зрения вполне хватило, чтоб увидеть, что там, откуда, слышался шорох, в стене просто открывается потайная дверь, достаточная, чтоб пройти одному человеку. Эльфрида, опять, и с кем-то ещё, полностью задрапированным в тёмный плащ, ну, это вряд ли к хорошему, ну да ничего не поделать. Ай, зачем вы фонарь к потолку, он же по моим глазам сейчас как нож пройдётся…

– Я же говорила вам, что и как, – тихо произносит Эльфрида, – убеждайтесь, адмирал.

ЧТО? Да это же… ловушка это, Миттельмайер, ты псих, зачем ты здесь??? Я же чувствую, смерть совсем рядом, ты зачем к ней в пасть припёрся, дались тебе мои наручники… Ну что ты смотришь на меня, как на икону, вижу я тебя, вижу, вот, убедись. И ещё кое-что вижу, за твоей спиной, но крикнуть уже не могу и не успею, хотя бы ты это по глазам пойми и кинься в сторону, уцелей!!! Аааах, не достала в сантиметр, небось – ну и реакция у человека в плаще, да и силища покрепче меня, здорового – так выкрутить Эльфриде руку со стилетом, да этот хруст… сломана! А почему она не кричит, не понял? Понял, плазменный парализатор. Уже интересно, кто так чисто работает – можно познакомиться? Эльфрида оседает себе спиной на эти дурацкие мешки, а двери в залу с врагами уже изнутри неслабо заблокированы – да, ломать этот пластиковый пластырь бесполезно, только проплавлять – да не всякий бластер выдержит нагрузку. Миттельмайер, дай мне посмотреть, кто это, потом с ошейником разберёшься. Ладно, вижу, со спины застёжка, кажется. Что-то плащ у твоего спасителя, друг, сильно мне кое-какой напоминает, и покроем, и цветом особенно, да и большеват он этому владельцу… Эльфрида тоже глядит на этот плащ – ну, понятно, воспринимать-то происходящее она вполне может, шевелиться и кричать вот – никак. Ну, наконец-то, увижу сейчас – гость поворачивается к ней лицом, но я ещё не вижу его… ого, сколько ужаса в глазах, этак я ещё пожалею её против своей воли, но в чём причина?

– А ты права, это его плащ, и я сегодня за Ройенталя тут, – какой грозный и низкий голос, но вроде знакомый, – да и за Кирхайса тоже! – капюшон долой, он не пристёгнут был, оказывается, рыжая грива с белыми лилиями в волосах, ах, это логично, но всё равно удивительно, и очень… – Так что бита твоя карта, пики против червей никак, да и валеты нынче короли уже, нечего тебе ловить, как и твоему деду! – ну, теперь я понимаю, отчего розентриттеры испугались этой дамы… – Ох, и дура же ты, ох и дура – чего тебе не жилось-то нормально с твоим объектом? Этакое счастье тебе привалило, а ты пробросалась – там-то вы уже не встретитесь, не надейся! – это что, иголка вроде той, что меня свалила, или просто аналог контрольного выстрела? М-да…

– Я рад тебя видеть, Катерозе, – что у меня с голосом вдруг? эх, я совсем развалина…

Леди фон Кройцер обернулась не очень быстро – или так показалось Райнхарду, только что ужаснувшемуся смерти за спиной друга – но от взгляда на её лицо ему стало странно, скажем так… Левый глаз у неё был небесно-голубым, как у Ройенталя, а правый остался тёмно-карим, как у него же… Тут и парализатора не надо – весело подумал император, сообразив, в чём дело, и от души забавляясь над собственным испугом. Она в тревоге метнулась к нему – понятно, перенервничала сама, но, увидев этот радостный огонёк в его глазах, успела даже улыбнуться в ответ.

Ах, как приятно, когда моих волос касаются эти руки, и эти губы на моём лбу…

– Не дрожи так, Катерозе, а то я сам разрыдаюсь.

– Угу, с такими травмами не только рыдать, но и орать не стыдно, – довольно деловито сообщила она, уже чуть отодвинувшись и что-то вышаривая у себя под плащом. – Держись, сюзерен, сейчас самое трудное – вытаскивать тебя отсюда. Волк, помогай, – она развернула в руках свежую рубаху, – без этого его раны сделают подлость, и труднее будет потом собирать его в целости.