Николай Антонец - Тёмные воды

Зачем Акеми вообще подала голос… Зачем покинула свой крохотный, безопасный мирок?!

Вознамерившись занять себя хотя бы действием, я поискал над собой подходящий уступ или поверхность, на которой можно было бы оставить фонарь, но окружающие нас колонны – четыре шеста из красного дерева, средней толщины – пусть и были плотно оплетены истрепавшимися нитями, но всё равно оставались слишком ровными для моих целей. Тогда я переключился на стены священных палат – с тем же результатом. Казалось, приёмная владыки Дома состояла из одних только прямых линий, без резких переходов… за исключением, может быть…

Подивившись собственной простоте – самое очевидное решение посетило меня напоследок, словно бы в насмешку за все предыдущие попытки – я подался в сторону, чуть шагнув с постамента, и придвинул ближе тяжёлую чашу-курильницу. Фонарь отлично лёг на край её поверхности, и убежище наше оказалось неплохо освещено – хотя могло показаться, что ложившиеся на противоположную стену тени давали куда больше злого мрака, чем успевал поглощать очистительный свет.

Оказалось, что руку мою уже сводило от напряжения. Стоило только избавиться от лёгкой, но ответственной ноши, как правое запястье моё свело судорогой, а у локтя образовался ноющий комок боли.

– Юичи, – Акира подсела ко мне ближе, бросая на сестру успокаивающие взгляды. – А сколько времени осталось до рассвета?..

– Не знаю, – отозвался я, машинально посмотрев на левую руку – туда, где обычно располагался циферблат подаренных папой часов. Теперь там была только бледная кожа с едва заметными кровавыми потёртостями. Когда и где мог лопнуть надёжный кожаный ремешок?.. Я даже не представлял. – Меня угораздило потерять и телефон, и наручные часы…

– Почти все вещи остались в машине, – понимающе поддержала девочка. – Наши мобильники тоже. И мамин, наверное… Я не знаю…

Я отрешённо откинулся назад, к одной и колонн. Привалился к ней затылком, чувствуя, как стучит в сосудах на висках кровь… и понял, что не могу выдавить из себя больше ни единой эмоции. Наверное, мне стоило бы расстроиться из-за потери памятного подарка, вспомнить о стоимости пусть не нового, но добротного мобильного телефона, однако… Мне было всё равно.

– В любом случае, – хрипло промолвил я, взглянув на собеседницу искоса. – Мы не сможем ускорить наступление рассвета… И не увидим его отсюда.

– Окон нет, – подсказала Акира, изо всех сил стараясь быть полезной.

– Да, – я кивнул. – Да, точно. Так что… Не знаю… Нам просто нужно продержаться несколько часов. И потом выйти наружу… кому-нибудь одному. Не обязательно всем сразу…

На этот раз моя маленькая спутница смолчала, хотя даже ей было ясно, что на разведку мог пойти только я.

– В общем… Просто побудем здесь немного. Вы… будьте рядом с тётей… С Ямато… Ну вы меня поняли – с Мэй…

– Да, – Акира неуверенно кивнула. – Да, так и сделаем…

Кивком я отправил девочку от себя – она определённо хотела обсудить что-то ещё, поговорить дольше, но я почувствовал себя неимоверно вымотанным и хотел просто посидеть в тишине и мнимом одиночестве.

Сколько ещё мог продержаться небольшой фонарик, работавший целые часы без перерыва?.. И как долго мы могли бы продержаться без его спасительного света? Я изо всех сил оберегал разум от этих мыслей, но они валили с назойливостью мушиного роя – и, подобно саранче, уничтожали поля любых других тем для размышления.

Мы ведь были обречены, да?.. Обречены с самого начала…

Отстранившись от колонны, я вновь обвёл взглядом наше тесное убежище. И вдруг обнаружил перед собой едва заметные детали, которых не замечал прежде: неглубокое рассечение на передней колонне слева – примерно на уровне моего плеча – и выщерблину в полу, словно бы оставленную лезвием недлинного клинка.

Чем это могло быть?.. И… что здесь вообще произошло?

Мысленно усадив себя на место владыки Дома, я прикинул, что нож должен был войти в постамент прямо передо мной, ближе расстояния вытянутой руки, и след, оставленный им на колонне, мог быть…

Голову мою пронзила нежданная боль. Её укол – холодный и злой, точно ледяная иззубренная игла – заставил меня согнуться, точно в припадке дурноты… И всего через мгновение голова моя зависла над пробитым в дереве постамента ровным отверстием…

Оно взирало на меня оком – одним из множества любопытных глаз старинного особняка, и, уподобившись увековеченной в словах философа тьме, как будто бы смотрело на меня тем любопытнее, чем дольше я сверлил его испуганным взглядом.