Константин Бунин - Скрипт №? Повесть, рассказы

– Ты красивее, чем я думал. – он пытался скрыть улыбку, но губы его не слушались. – Ну-ка! Не думай о медведе!

Вера вырвалась и попятилась назад. Мужчина захохотал.

– Даааааа! Даааа! – его голос эхом отразился в туннеле. – Господи! Получилось!!!

Он упал на колени, и стал с силой колотить по земле руками: «Дааа!!!»

Он бился и кричал, еще несколько минут, пока не устал. Потом, поднял к Вере счастливый взгляд и, тихо засмеявшись, спросил:

– Ну, что стоишь! Иди! Я же обещал. Мешок не забудь.

Вера не двинулась с места

– Ты выбирал людей с плохими мыслями. Негодяев. Подлецов. – ее лицо стало жестоким – Алене было восемнадцать лет! Какие, такие плохие мысли могут быть у девочки в восемнадцать лет, чтобы влепить ей за это пулю в лицо?!!

Мужчина перестал улыбаться.

– Я… Все не так просто… Я опаздывал. Ты же видишь, мы чуть не опоздали! Сегодня все пошло не так… Опять же, меня вся полиция страны ищет! Это был последний шанс! Понимаешь! Это значит… Все бы пошло прахом! Все эти девяносто девять к-крестиков! Не смей меня осуждать! Ты думаешь, я легко…

– Откуда ты знаешь, что я думаю!? – громко крикнула Вера. Мужчина побледнел и осекся.

– Сколько ты еще таких девочек убил, потому что спешил, подонок?! – спросила она глядя ему в глаза.

Он не ответил. На лице его изобразился ужас. Мужчина зажмурился и сел прямо на землю, обхватив голову руками. Вера развернулась и, не разбирая дороги пошла прочь.

Воспоминания о последних ужасных часах, навалились так резко, что она начала задыхаться. Изуродованное тело Алены опять лежало на этой проклятой парковой дорожке, и с листьев все еще стекала темная кровь.

Вера услышала за спиной стон исполненный отчаянья и боли.

– Ничего у тебя не получилось!!! – закричала она, сквозь душащие ее слезы. – НИЧЕГО У ТЕБЯ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ!!!

Где-то далеко, в темноте, за её спиной лязгнул затвор «Беретты».

Теперь, я ее почти не ненавижу. А ведь только три месяца назад я поймал себя на мысли, что почти ее не люблю. Как-то погасло всё за несколько лет. Дежурные поцелуи, завтрак – ужин. Я зарабатываю деньги, она кормит меня и целует утром и вечером…

И теперь уже не хочется ломать мебель, и бегать за ними с ножом. Ненависть выродилась в тупую ноющую боль.

Она победила. Теперь с ней тот кто моложе и красивее, чем я. Наверняка, он лучше и во всем остальном. Наверняка, у нее теперь не болит голова вечерами. Да. Хотя, в принципе, грех жаловаться: у меня осталась половина моего имущества, мне даже можно видеться с детьми. Теперь уже – с их детьми…

Я, свободный человек – можно закрыть глаза, выдохнуть, и начать все с начала.

Без нее…

Я молодой еще, на свете полно других… картонных, плоских, ненастоящих. Она была настоящая.

Даже, если б он не выбил у меня нож тогда, я бы не посмел тронуть ее, потому что она была настоящая.

Живая, глубокая. Обмелевшая, за годы семейной жизни, но все же…

– Вчера по телеку интересная передача была, – рядом в кресло сел человек. И он был моложе и красивее и перспективней.

– Так вот, – продолжил он. – В одном зоопарке взяли вожака бабуина и отсадили в прозрачную клетку, рядом с вольером. Естественно в стаде появился новый вожак, который занял его место. Ну, и разумеется стал трахать всех самок. Хех! Старый всё это видел, через прозрачную стенку. Сначала бился, ломал клетку. А потом, как-то смирился, погрустнел и через несколько дней сдох. Когда сделали вскрытие – оказалось, инфаркт. Представляешь!? Не смог вынести! – молодой пристегнул ремень и засмеялся, картонно.

Старший сделал вид, что улыбнулся.

Он решил. И руки у него чуть задрожали.

Привычным движением он перещелкнул тумблер, и тихим разбитым голосом начал: «Добрый день, уважаемые пассажиры. Мы приветствуем вас на борту нашего самолета, с вами говорит командир экипажа…»

Из салона доносился серый бумажный шум.

Полковник смотрел в бинокль на полки Великой Армии. Яркие аляповатые мундиры. Кивера с цветными перьями. Никакой маскировки. Их, и без бинокля, видно за несколько километров.

Он перевел взгляд на левый фланг и увидел как, кавалеристы выходят на рубеж атаки. Драгуны, Уланы? Полковник не разбирался в старинной форме.

Карнавал. Пестрые коробки пехоты, выстроенной в каре, редуты артиллерии. Где-то там, в тылу, на холме —ставка. И император также смотрит вдаль в зрительную трубу и, возможно, видит их. О чем он думает? Вряд ли он понимает насколько все серьезно.