Рядом заколачивали ящики, и каждый удар отдавался в сердце. Брови сдвинулись, образуя складку. Медленное, тяжёлое дыхание высвободилось из лёгких.
Она была моя… Они… Я получал всё, что хотел, но я не был любим, брошенный всеми я искал понимания, а находил кровь. Кровь спасала меня, даже когда сердце уже больше не билось…
– Ты чего так смотришь на меня? – спросил Шершень. – Птичку жалко?
– Чего?
Опять послышался хохот. Злость охватила его с головы до пят.
А теперь я кто в этом мире? Надо мной смеются грузчики, которые запивают водкой всё, что жуётся. Если я не понимаю ваши шутки, это ещё не значит, что я тупой. Если бы не чеснок, я бы перегрыз бы тебе горло.
– Больно рожа знакомая, ты в «Крестах» не сидел? – снова спросил Шершень.
– Нет.
– Молодой, курчавый… Я когда-то тоже был молодой, как ты был… А потом сел, и всё. Восемь лет за разбой, думал, банк возьмём и смотаемся…
Мегалит открутил крышку и плеснул на дно разбитой чашки. Чашка была с цветочком, вернее, когда-то была с цветочком. Горло содрогнулось от горючей смеси.
– А кто такая Лиля?
– Дочка Звёздочётихи. Она иногда к нам заходит, чисто побеседовать. Школу закончила, а в университет не взяли, теперь у нас работает, она в офисе, секретарь директора. Говорят, Пётр Василич к ней неравнодушен…
– А сколько ей лет?
– Не знаю.
– Во, видел? – показал кулак Мегалит. – Я из тебя котлету сделаю, если ты к ней подойдёшь.
Само собой, Болтушкин не наелся и теперь почувствовал голод. Они достали по последней сигарете и закурили. После каждой затяжки мышцы напрягались, и сквозь синие вены была видна кровь. Мегалит курил с удовольствием, сгибая мускулистые руки. Дракула нехотя любовался этим зрелищем. Ненависть смешалась с восхищением. Даже пахло от него лучше, чем от Шершня.
– Ты бы подстригся, Болтушкин. Так щас не модно.
В самом деле причёска Дракулы была странной. Длинные чёрные волосы были спутаны и лежали на плечах клоками, похожими на дреды.
– Не модно? А почему?
– Потому, что кончается на «у»…
– Что кончается?
– Ты чё, даун? – не выдержал Мегалит.
Глаза Болтушкина сверкнули, как звёзды в ночи, но потухли. Теперь он понял, что Короткий перешёл границу.
Когда представится шанс, я попробую и твоей крови. Даже если она будет горькой, она мне понравится, а Лиля долго горевать не будет, после обеда я сумею доставить ей удовольствие… А потом Лиля меня подстрижёт… Меня так давно не стригли… Это так приятно…
– А, Колыванов, заходи! – заполнил паузу Шершень. – Гостем будешь.
– Вы почему не ту фуру погрузили?
– Что?
– Как не ту?
– Придурки грёбаные!
– Что? – спросил Мегалит.
– Это я не тебе. Повелись, как лохи, я монаю… Я, честно, ещё не встречал таких людей. Верят любому козлу!
– А вдруг?
– Ща, посидим, дух переведём и погрузим, у нас новенький, ты его помнишь? Болтушкин, ты ему руку пожал.
– Как же, помню Ивана Петровича. А вам зарплату уже давали?
– Да.
– А я пока туда, пока обратно, пока разгрузили… Нет, нет, не буду. Пойду к Звездочётихе.
– Лилю позови, позови Лилю, – сказал Мегалит.
– Пётр Василич из тебя котлету сделает.
– Из меня котлету даже на зоне не сделали.
– Лучше сходи мне за сигаретами, а я пока погрузчик пригоню. Я тебе потом отдам.
– Холера.
Лилечка не твоя, она не пойдёт за неудачника. Грузчик, бывший зек, алкоголик… Да кто ты такой в этом мире, ты даже не воскрес ни разу, даже я и то… хотя нет, я не побрезгую. Сила крови рождает во мне страсть, мне не важно, худая ты или толстая, главное, что моя. А водка мне понравилась, наверное, самая дорогая. Болтушкин зауважал Звездочётиху, и, засыпая на лавочке в подсобке, думал о том, что даже грузчики умеют любить.
– Это его кровь, – сказала Наташа. – Его убили здесь.
Они молча стояли и смотрели на кровь, дрожь набежала от лёгкого летнего ветерка и вместе с ним убежала.
– У моего скоро должен быть день рожденья, мы хотели сходить в Большой театр, вдвоём… – сказала Таня.
– А мой рыгнул на свадьбе так, что все гости покраснели, – сказала Лена. – Но я его простила. Мама с ним до сих пор… не разговаривала.
– Наташ, а ты не боишься? Может, наймём кого-нибудь?
– Нет, смерть моего мужа я буду расследовать сама. Кровь моего мужа – это моя совесть.
– В жизни бы не подумала, что овдовею в двадцать четыре, – сказала Таня.
– Один за всех и все за одного, – протянула ладонь Наташа.
– И все за одного!
Читать дальше