Олег Айрашин - Миллион долларов до конца света

– А что делать? – не удержался я. – Места под Луной для всех маловато.

– И мы об этом же, – хмыкнул Тавровский. – Но можно ведь и иначе.

Заныло левое бедро; эх, встать бы, да размяться.

– Но как? – спросил я.

– Ещё не догадались? При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна. Перед самой вспышкой эвакуируем население на западную, то есть ночную сторону. А через двенадцать часов – назад.

– Но…

– Вот именно, – ответил Тавровский. – Это невозможно технически. Не говоря о геополитических проблемах. Плюс невероятная паника и массовые жертвы, – он забарабанил пальцами по столу. – Но кто-то и уйдёт от лучевого удара.

– Крупнейшие политики и военные, олигархи, а также члены наиболее организованных преступных группировок. Сорняки, причём самые злостные, – сказал Белый.

– Агрессивус в чистом виде, – дополнил шеф. – И не окажется ли тогда затея со спасением человечества напрасной?

– Полную гарантию может дать только страховой полис, – подпустил цитату Сергей.

– Вот-вот. И не последуют ли в этом случае новые санкции со стороны сверхцивилизации? – он поднял глаза к потолку. – Вот в чём вопрос.

– На одну ладонь положат, другой прихлопнут, – шепнул Сергей.

– И вот что начали они делать, и не отстанут от того, что они задумали делать, – Леон умолк.

– «Бытие», книга 11, – вдруг изрёк Белый.

Вот от кого не ждал! Хотя о чём я: знакомство с Ратниковым ограничивалось пятью годами в юности и тремя встречами в Москве.

Тавровский же обрадовался чрезвычайно:

– Что значит наш сектор! Знаете, кто вы, Толя?

– Отец русской демократии? – спросил Сергей.

Леон покосился на него.

– Анатолий – образец будущего человека: и мозги на месте, и кулаки имеются. И, – он на мгновение задумался, – и душа должна быть; или как там по фэншую: горячее сердце? В общем, добро должно быть с кулаками.

«Добро с кулаками» привстало с кресла и вновь опустилось.

Но шеф не остановился:

– Первый сектор – гвардия Академии. Первый – всегда первый.

– Леон Альбертович, – не выдержал я, – насчёт сигнала хотел уточнить. А если бы мы, то есть вы – не догадались?

– Цивилизация должна сообразить. Нет? Значит, не цивилизация. Плесень.

– Спасение избранных – вариант четвёртый и последний. И лишь он реален. Вопрос в другом: кого спасать?

– Метод Ноя, – предложил Сергей.

– Всякой твари по паре? На семь пар чистых – две пары нечистых? Ох уж эти нечистые, – вздохнул Тавровский. – Теряется всякий смысл.

– Академия представляет интересы человека разумного, его и спасаем. И никого больше, – высказался Белый.

Что-то здесь не так.

– Понятно, мы будем как прогрессоры у Стругацких. Но что делать с не очень разумными?

– Саша, что тут непонятно? Изживший себя и опасный подвид человека перестанет размножаться. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

– Торжество науки против ханжества и мракобесия, – вставил Сергей.

Тавровский пропустил ехидную реплику мимо ушей.

– Итак, человечество катится в пропасть – пункт первый. Новая угроза, дельтонная вспышка – пункт второй. Шанс на спасение, Луна – пункт третий. Четвёртый пункт – это… Четвёртый пункт…

– Брюки превращаются… брюки превращаются, – не шевеля губами, прошептал Сергей.

– План спасения, Леон Альбертович.

– Да, Толя. Пока лишь план, без деталей. И ключевой момент, повторюсь – вопрос выбора. Кого спасать?

– Вы уже сказали, Леон Альбертович. Лучших.

– Тогда иначе: а кого считать лучшими?

– Элиту, – ещё уточнил Ратников.

– Очень ценная мысль. Вопрос: какую элиту?

– Перспективную, – Белый не уловил иронии.

– Поставим точки над «i»: перспективную с генетической точки зрения. То есть людей, способных дать элитное потомство. Мы должны думать с дальним прицелом, – Леон мельком взглянул на Сергея, тот ответил долгим взглядом.

– Все мы на самом деле бессмертны, – продолжил Тавровский. – Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, а тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не все мы умрём, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся.

– Святой апостол Павел, – сказал Сергей – И последние станут первыми. Так что первый – не всегда первый.

Тавровский ушёл от полемики:

– Утомил я вас. Вижу, устали. И знаю, о чём думаете: пивка испить по кружечке. Или по две?