Олег Айрашин - Миллион долларов до конца света

Разуться, укрыться пледом, вздремнуть – лететь долго. Как там у пилотов: взлёт сложен, полёт спокоен, посадка опасна.

Поговоркам верить нельзя. Всё случилось невероятно быстро. Густой дым за иллюминатором, и тут же яркое пламя из двигателя. Стены салона пышут жаром, испуганные крики сливаются в сплошной ор.

Господи, что же делать? Спасательный жилет без пользы. Кислородная маска? Кислород! Кислород, керосин и магний, да в замкнутом пространстве, плюс скорость. Самолёт выгорает за две минуты.

Успеть, хоть что-то успеть… Позвонить! Но возьмёт ли с борта? Хоть три слова, лишь бы она дома. Ну, ну! Длинные гудки, вот, сняла трубку. А почему голос мужской?

– Колян, что ли ты? Хорош трезвонить, заждались тебя. Давай скорее, да пузырь прихвати.

И сквозь чужие слова – тихий-тихий голос жены:

– Саша, ты где? У тебя всё в порядке?

Не услышит она, этот кретин мешает.

– Слушай, мужик! Я не Колян. Звоню с самолёта, который горит. Не тебе звоню, положи трубку, ну!

– Колян, хорош прикалываться. У нас тоже трубы горят, всё выпили.

– Христом-богом прошу, положи трубку. Нет – из-под земли тебя достану.

– Сам клади. Мой телефон, хочу говорю, хочу нет. Ты что ли не Колян?

Как в дурном сне…

…И я проснулся. Под пледом жарко; пассажиры – кто дремлет, иные смотрят рекламный ролик авиакомпании.

Через проход рокочет Мишаня, развлекая женщин анекдотами:

– «А пристёгнутые?» – «Те выглядели, как живые», – и жизнерадостный смех.

Два вида капучино – френч-ваниль и амаретто – следовало вкушать именно в таком порядке. Райское наслаждение!

Бариста, миниатюрный молодой латинос, только что заправил кофе-машину.

Мишаня отдувается над четвёртой чашкой и прицеливается к пятой. Раблезианец, блин. Женщины и Вараксин, выпив по чашечке, оглядываются по сторонам.

Грандиозный квадратный холл, лифты с прозрачными кабинами. Но главное – водопад. Водопад в центре гостиницы, ниспадающий с искусственных скал. Да, это Америка. Свет, простор и богатство. Бесстыдное богатство.

– Ничего особенного, – Мишаня решается на пятую чашку. – У нас в Ё-бурге не хуже. На Куйбышева, большущий такой домина.

– «Атриум-палас»? Ты что ли там был?

– Не, Палыч. Лёха, кореш мой, рассказывал. Название не помню. Похоже, как ты сказал. Это, как его «Атом…», тьфу, бляха-муха, не могли по-русски назвать.

– Мишаня, а наш отель как называется, знаешь?

– А мне зачем, Палыч?

– А вдруг заблудишься – дорогу спросить. На визитках читай. Или на авторучках.

Мишаня достал из кармана горсть авторучек, взятых с ресепшен.

– «Доубле-трее хотел».

– Не совсем. «Дабл-трии хоутэл». Запомнишь?

– Уже.

Формальности улажены. В руках ключ, на пластиковой карточке номер комнаты и опять-таки название отеля.

– Эх, Мишаня, зря учил импортные слова. Как пойдёшь гулять, бери с собой эту штуку. Если что, полисмену покажешь. И он тебе покажет, дорогу. Погоди, объявлю.

– Уважаемые господа делегаты, внимание. Мы на одном этаже, рядышком. Отдыхаем, отсыпаемся. Встреча утром в девять, здесь, у кофеварки. Конференция начнётся в час, до того успеем прогуляться по Вашингтону. Такого пекла с утречка не будет. Да, вот что. В номерах мини-бары с напитками. Мишаня, губу не раскатывай, там очень дорого. Ну, до завтра.

А где же кондишна? Ага, вот она. Господи, хорошо-то как. И скорее, скорее в душ.

Теперь телевизор, наш друг, товарищ и брат. «Мыло», реклама, снова «мыло», Си-Эн-Эн; «магазин на диване»; а это что? Земля-матушка, вид со спутника: хоть целый день смотри, только места унылые. Опять реклама; какие-то фотки, а, ясно, пропавшие без вести.

Наш любимый прогноз погоды. Завтра с утра 80, к вечеру 100 градусов. Ладно хоть по Фаренгейту. Переведём в Цельсия: отнять 32, умножить на пять и разделить на девять. Получается 38. Однако. А послезавтра? Ну-ка, ну-ка. 104 градуса – по-нашему сорок. Горячей тела, от такой жарищи надо прятаться.

Что в ящике ещё? Америка, Америка, о России ни полслова. Ну, заяц, погоди! И опять «мыло». Ну сколько можно?

А тут что за дела? Негры пляшут и поют, прямо в церкви. Ага, молятся они так. Да уж, сюда не зарастёт народная тропа. Смотри-ка, и молодых полно. Правильно к вере приучают.

Снова реклама. Без надобности, завтра у нас будет свой шопинг. Столько каналов, а смотреть нечего.

Со стороны я выглядел идиотом. Представьте немолодого дядьку с игрушкой в руках – стоит и блаженно улыбается. Это было кусочком моей жизни, её лучшей части – детства. Ну никак не ожидал встретить это в Америке.