Кай Майер: Погребенные

Kai Meyer

DIE ALCHIMISTIN

Серия «Алхимики»

Copyright © 1998, 2011 by Kai Meyer

© Nele Schütz, Design

© Перевод на русский язык, макет, оформление. ООО «РОСМЭН», 2017

Никому по сей день не удалось разгадать ее…

Вот и замок.

Экипаж пробирался через дюны, покачиваясь, скользил по рыхлому песку. Юноша выглянул в окно: прямо перед ним над Балтийским морем высился замок. Он оказался не таким, каким юноша его себе представлял. Совсем не таким. Ни башен, ни зубцов, как обычно бывает. Стоял замок на небольшом скалистом островке; стены незаметно переходили в светлые отвесные скалы, будто сотни лет подряд росли прямо из них. А кругом простиралось под осенним небом мрачное и спокойное море. Лишь у самого берега пенились волны: казалось, вода сердится на угрюмые и надменные угловатые утесы.

Известняковую скалу, на которой стоял замок Инститорисов, окружало еще несколько крохотных необитаемых островков, каждый едва ли больше дома. Юноша насчитал четыре, но когда экипаж повернул и островки показались под другим углом, он заметил пятый, до тех пор скрытый замком. На нем виднелся старый маяк, выкрашенный в красную и белую полоску. Он походил на бездыханного циклопа, чье горящее око давным-давно погасло. Лишь орланы-белохвосты ютились на перилах маяка: оттуда они зорко следили за морской гладью.

Птицы… Юношу восхищало величественное спокойствие, с каким они парили над этой пустынной местностью: нескончаемой береговой линией, песчаными дюнами, редким ольшаником, притаившимся в низине, изогнутыми ветром соснами и зарослями дрока. Но взгляд его то и дело возвращался к замку. Там его новый дом.

Чем ближе подъезжал экипаж, тем больше юноше удавалось разглядеть. Замок Инститорисов, как и остров, где он стоял, формой походил на подкову. Во внутреннем дворе зеленела кипарисовая роща; деревья были выше самого замка и заслоняли центральную его часть. Зато восточное и западное крыло – в три этажа высотой, такого же серого цвета, как и море, – хорошо просматривались. Окна тянулись длинными рядами, по три друг над другом, и белые рамы еще сильнее подчеркивали, что в большинстве окон не горел свет. На крутых скатах крыши выстроилась целая рота черных каминных труб; над некоторыми, поднимаясь к пелене облаков, вился дымок.

– Кристофер…

Юноша не привык к женскому голосу, а тут его назвали по имени, да еще так нежно. Он смущенно отвернулся от окна и улыбнулся своей новой матери.

Та отложила в сторону книгу, которую не выпускала из рук всю дорогу, но так ни разу и не открыла, и участливо наклонилась к нему.

– Кристофер, – повторила она, словно стараясь привыкнуть к этому имени, – на самом деле замок гораздо уютнее, чем кажется. Тебе там понравится, вот увидишь. – Слова ее звучали так, будто она много раз твердила их про себя в надежде, что однажды они окажутся правдой.

Однако Кристофер и не думал грустить, он был счастлив. По-настоящему счастлив. Конечно, волнение и смутный страх перед неизвестностью немного омрачали радость. Но Кристофер, несомненно, чувствовал себя счастливым. По крайней мере, ему так казалось. Сказать наверняка он не мог, ведь сравнивать было не с чем.

На Шарлотте Инститорис была причудливая шляпа, украшенная гирляндой ракушек. Очень необычная. Волосы Шарлотта подобрала, лишь несколько черных как смоль локонов выбивалось из прически. Из-за высоких скул ее лицо – узкое и бесцветное – казалось еще и слишком вытянутым. Шарлотта была далеко не красавица и старалась чаще улыбаться, чтобы придать своим чертам мягкости.

– Я уверен, мне понравится. – Слова Кристофера прозвучали немного натянуто.

Брат Маркус, настоятель сиротского приюта, учил Кристофера: «Как бы там ни было, говори, что тебе все нравится. Ничего другого мы тебе не найдем».

Чтобы Шарлотта не подумала, будто он говорит так только из вежливости, Кристофер поспешил добавить, хотя и некстати:

– Я умею грести на веслах.

Шарлотта удивленно взглянула на него и ласково улыбнулась.

– Милый, нам не придется грести самим. Для этого есть слуги. Они уже ждут нас на берегу.

«Милый». Так она назвала его уже несколько раз. И Кристофер чувствовал себя неловко. Ему семнадцать лет – уже почти взрослый мужчина, а Шарлотта обращается с ним, как с ребенком. Своим ребенком. Ведь отныне он – ее сын.