— Хусаим, я понимаю тебе страшно — произнес российский солдат сирийскому призраку мальчишке — Мне тоже, признаюсь не весело здесь в вашем мире, среди мертвецов призраков и демонов. Но, нельзя отступать Хусаим. Нельзя. Вспомни, Хусаим тех палачей, что отрезали тебе голову. Вспомни сирот и калек этой жуткой войны. Вспомни эту войну, длящуюся, уже пять лет в твоей стране. Там в живом мире.
Вспомни убитых горем сирийских матерей. Сирийских погибших солдат.
Хусаим мы должны это сделать. Призрак мальчишка бросился в объятья, вторгшегося в их мир призраков Алеппо инфернальный живой дух Русского солдата. Он прижался к нему, обняв его. И заплакал снова. И он прижал его к себе. Прижал к горячему своему живому ментальному призраку живого внешнего мира, призрак ледяного инфернального мира. Мира духов демонов и мертвецов. Он прижал его, как будто, он был его родным сыном. Как родитель и сам заплакал, но взял быстро себя в руки.
— Я прощаю тебе Хусаим твою трусость — произнес он — Трусость перед демонами и темными этого мира. Прощаю, тот побег на том блокпосту демонов, где ты бросил меня. Прощаю. Но, не прощу, если сейчас ты, сделаешь, тоже, Хусаим. Не прощую Он оторвал от себя прилипший к нему ледяной сгусток инфернальной энергии. То, что было шестнадцатилетним сирийским мальчишкой Хусаимом.
— Ты не убежишь, как тогда, Хусаим — произнес солдат — Я знаю, нет пути назад. И мы вдвоем сделаем это. Только вдвоем Хусаим. Мы убьем тех, кто убивал. И убивает. И будет убивать ваш народ под одобрение Запада. Если мы их не остановим. Этих тварей из этого черного ислама. Этих религиозных чернокнижников, приносящих там в том саду жертвы дьяволу. В своих снах. Даже здесь в этом мире призраков. Они убивают, там, наверху в живом мире. В вашем Алеппо, когда не спят и убивают здесь. Они дьяволопоклонники, Хусаим. И заслуживают то, что в этой сумке. Ты сам этого хочешь, Хусаим. И я это знаю.
Иначе, зачем, ты меня тогда остановил на улице инфернального города мертвецов. Среди мертвецов. Хусаим. Даже сейчас, там, среди живых до сих пор идет война, и падают бомбы. Но, скоро мы все уничтожим их всех Хусаим. Всех в этой проклятой войне и твоя душа Хусаим найдет покой, как и души других погибших в этой кровавой войне. Нам нельзя отступить, Хусаим, нельзя. Вот, возьми — произнес он, и протянул сумку с инфернальной бомбой.
— Я включил ее — сказал Валерий — Отсчет пошел. И я знаю, ты сделать, тоже это сможешь. И Призрак мальчишка взял, снова в руки сумку. Он, так и не расспросил его, кто ему ее дал. Да, и, теперь уже это было не важно. Хусаим, снова, подскочив, прижался головой к нему и обнял охотника. Но, вскоре, почувствовал, что обнимает женщину. Он отпрянул в сторону и увидел ее. Невероятно красивую женщину.
Молодую, и невероятно красивую, что стояла перед ним. С черными, как ночь красивыми широко открытыми глазами. В белой, полупрозрачной из белого в кружевах шелка, закрывающего ее с головы, до ног накидке. Он Хусаим увидел очень молодую женщину на месте русского солдата.
И она смотрела на него, очаровывая мертвеца мальчишку живыми как у городских сириек глазами. Хусаим остолбенел и не мог понять, кто теперь это перед ним. И откуда она взялась на месте стоящего русского солдата. Невероятной сногсшибательной красоты девица. Восточная девица.
Такая, какими бывают арабки или сирийки. Каких, он видел там, в живом Алеппо. На улицах своего еще мирного когда-то города. Это была танцовщица. Такая танцовщица, он еще помнил, когда был живым мальчишкой, была на каждом празднике или свадьбе. И сейчас она стояла перед призраком Хусаимом. Стояла буквально в двух шагах. В полупрозрачной шелковой в кружевах накидке. Из-под которой просвечивалась ее, почти обнаженная смуглая, как и ее девичье молодое миловидное лицо безумной красоты женская фигура. Гибкая в узкой талии. И, почти нагая. Только в одном обвешенном золотыми обвесками узком на тонких лямочках лифчике. Туго стянувшим ее плечи, спину и подтягивая красиво вверх пышную полную девичью грудь. И в таких же, узких золоченых плавках. Практически врезавшихся вырезами в ее женские широкие задницы ягодицы. И на ее бедрах. И стягивая узким пояском те ее ноги под обнаженным чудесной красоты девичьим танцовщицы животом. В круглом глубоком пупке, которого торчала бриллиантовая брошка. С золоченым в обвесках поясом вокруг широкого женского таза и длинной такой же, как и накидка полупрозрачной из белого шелка юбкой вуалью. Спадающей с двух сторон ее того пояса.
Читать дальше