Кристи Зейн - Черный ангел, Белый демон. Опаленная тьмой

Время остановилось, тело больше не слушалось его, на миг ему показалось, что земля ушла из под ног, и они парят над землей где-то высоко, высоко, ее запах и прерывистое дыхание сводили с ума, от чего он не мог перестать наслаждаться моментом.

Леуна опешила, просто застыла от непонимания, что делать дальше, ей было стыдно, страшно и приятно одновременно.

– Что он делает, о нет, не нужно, отпусти. – с этими мыслями Леуна, вырвавшись из страстного плена, оттолкнула его.

– Прости, я не хотел тебя обидеть, прости, прости, пойми, я просто люблю тебя, я влюбился в тебя с той минуты как только увидел, мое сердце не может перестать биться сильнее, когда ты рядом со мной. Поверь, со мной еще никогда такого не было, это впервые, ты околдовала меня, я словно знаю тебя целую вечность. Мне кажется, что я ждал тебя всю мою жизнь, я готов отдать тебе свое сердце, душу, все, что ты захочешь. Я должен быть с тобой и только с тобой. Скажи, я умоляю, скажи, что ты испытываешь такое же чувство ко мне! – взмолил Эрелим, извиняясь и, словно страшась собственного поступка, сделав шаг к ней, он просто хотел взять ее за плечи, обнять и снова вдохнуть ее аромат. Леуна отскочила и выставила руки перед собой, одарив его недоверчивым и испуганным взглядом.

– Это неправильно! – вскрикнула она.

– Да, я знаю, прости, прости меня еще раз, я умоляю, но ведь это любовь, я не могу ничего поделать, я не властен над этим чувством. Я люблю тебя, Леуна, возможно ты считаешь, что это все слишком рано, мы только познакомились, но это не так. Это любовь с первого взгляда, я правда люблю тебя! Прости меня!

– И ты меня прости.

– За что? – недоумевая спросил Эрелим.

– За то, что я не верю в любовь, и врядли когда – нибудь поверю. – холодным, ледяным голосом ответила она, больше не взглянув на него.

Ей было чуждо это чувство, под названием любовь. Она прекрасно знала, что такое любовь к родным и близким, но любовь к мужчине, этого она не могла понять. С самого детства, даже читая книги, она вырывала страницы, где речь шла о любви, о сильных поглощающих чувствах, она не верила в саму мысль о любви, отвергая ее.

Нельзя было винить ее в этом, ведь вспоминая об отце и матери, сама идея любви отпадала сама собой, а другого примера перед глазами у нее не было. Несомненно, Эрелим был хорош собой, добр, воинственен, справедлив, галантен, умен, но всем своим сердцем она осознавала, что он не для нее.

– Пожалуйста, пощадите, мы не сделали ничего плохого. – вставая на колени по грудь в снегу, вся в слезах, умоляла стражников худая, в легком потрепанном платье, босая и трясущаяся от холода, измученная женщина.

Холод пробирал до самых костей, ледяной ветер сносил с ног, замораживая и превращая все вокруг в заснеженные, непроходимые сугробы.

Четыре высоких, подтянутых мужчины в сверкающих доспехах, накрытых сверху меховыми накидками, стояли возле ветхого жилища у подножья гор, едва стоящего под напором сильной метели.

Один из мужчин, самый строгий и грозный на вид, с мощным подбородком и длинной седой бородой, определенно командир, с отвращением взирал на бедную женщину и ее мужа, лежащего в наручниках на затоптанном, грязном от ботинок стражников снегу. Командир, резко повернувшись к молодому, и по виду не очень опытному стражнику, фыркнул в приказном тоне.

– Осмотри это убогое жилище, вдруг там еще скрывается какая – нибудь тварь.

Молодой стражник мигом метнулся в маленькое пространство, на вид казавшейся прогнилой, обветшалой палаткой.

Внутри горел маленький костер, согревающий этот небольшой шалаш, сделанный из бревен и грубых тканей, что от снега постоянно намокали, и тут же высыхали от слегка пылающего огонька. Вокруг все было идеально чисто убранно, под ногами лежал аккуратно выложенный камень покрытый соломой, и несмотря на отсутствие кровати и нужных для проживания вещей, жилище казалось весьма уютным. В углу стоял маленький, самодельный стол, накрытый какой то старой тканью висевшей до пола, на столе стояли банки, изогнутые сосуды и большое изобилие трав.

Оглядев каждый угол, страж увидел маленькую ножку ребенка, торчащую из под стола. Незадумываясь он нагнулся, и приподнял то, что напоминало скатерть, его взору предстала девочка, лет трех, очень чистая и тепло одетая, она сидела тихо, свернувшись калачиком, сжимая колени и опустив голову вниз.