Джон Соул - Присутствие

– Я хочу, чтобы каждый слой хранился отдельно, – сказала она Робу. – Даже если мне придется снимать миллиметр за миллиметром.

– У тебя есть уже какие-нибудь предположения? – спросил Роб, удостоверившись, что она вполне серьезно намерена копать все сама.

Когда он впервые задал ей этот вопрос, ответа у нее не было. Тогда она действовала, опираясь лишь на инстинкт – на подкрепленную опытом интуицию, указывавшую, что подобных стоянок ей еще не встречалось.

В процессе раскрытия черепа, однако, мотивы, по которым она таила от Роба свои соображения, изменились.

Проблема состояла в том, что соображения эти были абсурдны.

Поначалу казалось очевидным, что это череп какого-то примата. Уже одно это представляло собой загадку, поскольку, как она знала, приматов на Гавайях никогда не водилось.

Кроме того, вызывало сомнения положение останков: шимпанзе, горилле или, если на то пошло, какому угодно примату нечего делать поблизости от кострища. Разве что в том случае, если кто-то убил животное и там его бросил.

Такой сценарий был возможен, хотя, учитывая местонахождение стоянки, маловероятен.

Но, продолжая колдовать над черепом с пинцетами и кистями, она начала понимать, что видит перед собой отнюдь не примата.

Больше всего он походил на некоторые виды ранних гуманоидов.

Этого, вне всякого сомнения, быть попросту не могло.

Во-первых, на Гавайях не жило и прачеловека.

Во-вторых, этой стоянки не было в те времена, когда прачеловек вообще существовал на Земле.

Следовательно, череп принадлежал кому-то еще. И кто бы это ни был, она намерена иметь все мыслимые документальные материалы для подкрепления тех выводов, к которым рано или поздно придет.

Она сделала еще одну фотографию, пленка кончилась, и камера принялась ее перематывать. Катарина поднялась на ноги, выпрямилась, глубоко вздохнула и поморщилась от висящей над раскопом невыносимой серной вони, сегодня сгустившейся, как никогда. Заправляя камеру новой кассетой, она услышала голос Роба:

– Кэт? У нас гость, который жаждет с тобой познакомиться! – Катарина подняла глаза. На поляну, за Робом вслед, вышел мужчина примерно того же возраста, что и Роб. – Это Фил Хауэлл. Он главный по звездам там, на горе. Фил, это Катарина Сандквист.

Фил сделал шаг вперед, протянул руку поздороваться и вскинул брови, почувствовав неаппетитный запах тухлых яиц:

– Да что же вы тут раскапываете? Серную кислоту?

– Увы, это издержки близости к вулкану, хоть и потухшему, – покачала головой Катарина. – И сегодня даже хуже обычного.

– Хуже? Вы уверены? – нахмурился астроном.

Что-то в его тоне встревожило Катарину.

– Мне так кажется. Может, это из-за утреннего дождя?

– Или из-за того, что в результате землетрясения произошел выброс газа.

– Землетрясения? – переспросила Катарина, переводя озабоченный взгляд на Роба. – О чем это вы?

– О вулкане, – ответил Хауэлл, прежде чем Роб успел открыть рот. – Похоже, старик снова собирается выступить.

У Катарины упало сердце.

– А ты говорил, он погас! – снова повернулась она к Робу.

– Так и есть, – сказал тот. – Фил говорит о Килауэа на Большом Острове. – По лицу Катарины он понял, что ее сомнения не развеялись. – Ну, скажи же ей, Фил. Мне она, видно, не верит.

Катарина молча слушала, как Фил Хауэлл рассказывал про вулканическую кухню под Большим Островом.

– Мало того, что земля трясется, – закончил он. – Когда варево клокочет на всю катушку, в воздух выбрасывается столько дыма, что ничего не увидишь, даже если телескоп сейсмостойкий. Знаете, поневоле задумаешься, в самом ли деле горные вершины такое уж удачное место для обсерваторий!

Катарина промолчала, но потом, показывая астроному раскопки, ловила себя на том, что поглядывает в сторону ямы на краю ущелья, где когда-то кипел древний кратер. Скрытая перевитой нарядной зеленью, яма выглядела вполне безобидно.

Тем не менее, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит, Катарина не могла не отмечать про себя, что вонь усиливается.

Может, сказать об этом Робу и Филу? Нет, они ведут себя как ни в чем не бывало.

Наверно, у нее разыгралось воображение.

Что же еще, как не воображение?

Майкл весь день чувствовал на себе враждебные взгляды двух автобусных попутчиков. Где бы он ни был, они неизменно оказывались там же, всегда вдвоем, всегда зыркая на него глазами. На перемене перед последним уроком они зажали его в раздевалке.