Фрэнсис Вилсон - Перекрестья

— А я было подумал, не принести ли его...

Вики не дала ему продолжить:

— Ну разрешите мне самой его сделать! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Ну, Вик, а я уже заказал на вечер китайские блюда. Ну, ты понимаешь — рулетики с яйцами, уонтон-суп, большой цыпленок и даже блюдо ду-ду.

Девочка вытаращила глаза:

— Ты имеешь в виду блюдо пу-пу?

— Ну да. Верно. С жареными креветками и ребрышками прямо с огня. — Ей нравилось самой подогревать ребрышки на огне. — Но если ты хочешь готовить, я позвоню и отменю заказ. Никаких проблем.

— Нет, я хочу пу-пу. А готовить буду завтра вечером.

— Уверена?

Вики кивнула:

— Значит, тарелку пу-пу, договорились?

— Договорились. Мне надо выйти по делу, а потом я принесу ду-ду.

Вики хихикнула и развеселилась.

Джек подмигнул Джиа:

— Предполагаю, что тебе как обычно — брокколи и орехи в чесночном соусе?

Та кивнула:

— Ты правильно предполагаешь. Но где ты раздобудешь на вынос блюдо пу-пу?

— Еще не знаю, но что-нибудь придумаю. — Наклонившись, он поцеловал ее. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— И я, и ребенок — мы оба себя прекрасно чувствуем. Просто мы немного испугались, вот и все.

— И ты будешь следовать указаниям доктора, да?

— Первым делом я залезу под душ в своей собственной ванне, чтобы смыть все больничные запахи, а потом буду спокойно сидеть и читать книгу.

— Отлично. Беги под душ. А мне надо заняться кое-какими делами.

— Что-то налаживаешь и крепишь?

Джек кивнул:

— Поручили пару таких делишек.

— Надеюсь, ничего опасного. Ты же обещал...

— Ровно никаких опасностей. Честное слово. Первое — всего лишь найти маме ее пропавшего мальчика. А другое я организовал так, что парень, для которого я все налаживаю, об этом даже не догадывается, ни о каких царапинах не может быть и речи. Нечто поэтичное и бесконтактное.

— Это-то я уже слышала. Ты говоришь «плевое дело», а потом являешься с багровой физиономией и следами удушения на шее.

— Да, но...

— И не можешь даже навестить отца, чтобы не начать с ним очередную войну.

Джек моляще вскинул руки:

— Порой события обретают непредсказуемый ход, но эти две наладки совершенно прямолинейны. Никаких сюрпризов. Заверяю тебя.

— О, я-то знаю, что ты сам в это веришь, но каждый раз, как ты принимаешься за такое дело, оно потом становится очень опасным.

— Но не на этот раз. Увидимся через пару часов. Сотовый будет у меня отключен на весь день. — Заметив ее удивленный взгляд, он сказал: — Долгая история. Но я буду время от времени сам позванивать тебе. — Он махнул ей на прощание. — Люблю тебя.

Она улыбнулась ему в ответ:

— Я тебя тоже.

— Сегодня вы выглядите куда лучше, — сказал Дженсен, заняв место, предназначенное для гостя, по другую сторону огромного, как аэродром, письменного стола Лютера Брейди.

Дженсен и сам хотел иметь такой же кабинет — высокие потолки, розетки световых люков на потолке и ряд окон от пола до потолка, из которых открывался потрясающий вид на деловую часть города и небоскреб Крайслер-Билдинг. Стены были сплошь отделаны ореховыми панелями, если не считать пары дверей из хромированной стали в южной стене. Вот здесь Брейди и воздвиг памятник своему самому большому секрету, о котором знали только он, Дженсен и Высший Совет: Опусу Омега.

Действующий Первый Дорменталист и Верховный Контролер был симпатичным широкоплечим мужчиной среднего роста, с длинными вьющимися каштановыми волосами, которым он позволял падать на воротник. Несколько лет назад Дженсен заметил, что в копне его каштановых волос мелькнула седая прядь, но прожила она недолго. Сегодня на Лютере Брейди был один из его костюмов от Хики — Фримена или Дольче и Габбаны — он никогда не носил мундира, — которые предпочитал для появления на людях. Он был общественным лицом дорментализма и в таковом качестве должен был производить впечатление. Лютер Брейди был не только главой церкви, но и ее несравненным специалистом по связям с общественностью.

Дженсен не мог не признать, что шеф был великолепен в обеих ролях, но особенно в последней. Когда Брейди появлялся на экране телевизора, он был воплощением рассудительности, благородства и самоотверженности. Чемпион и обладатель Кубка Альтруизма.

— Лучше? — нахмурился Брейди. — Что ты имеешь в виду?

— Вчера у вас был усталый вид.

Брейди сделал маленькую, но выразительную паузу.

— Ничего удивительного, — сказал он, — если учесть, сколько потребовалось усилий, чтобы обеспечить низкое давление к северу от воскресного митинга.