Николай Басов - Подлодка «Комсомолец»

– Ранен, – прокричала она Кашину, чтобы все было понятно.

А чего же тут не понять? Придавливали огнем не его, а именно Томаса, у того же был автомат, против него и вели огонь…

Слева, как редкие ноты на рояле, сыгранные одним пальцем, зазвучал карабин Стекольникова. И это решило дело. Выстрелы с той стороны стали отдаляться, Кашин на миг увидел в просвете между дальним, уже на краю полянки, деревьями неясную фигуру в капюшоне, потом, чуть сбоку еще такую же… Выстрелил не целясь, попасть на таком расстоянии он не рассчитывал.

А потом в той стороне вдруг заработал, завертелся привычным ухающим звуком вертолет. Он был где-то неподалеку, и все же из-за леса этого, из-за кустов, которые слишком плотно обступали его, определить направление было невозможно. Вертушка на редкость быстро набирала обороты. Тогда Кашин заставил себя подняться, побежал вперед. Это было непросто, потому что выстрелы впереди тоже звучали, и один раз пуля отбила совсем рядом с ним кусок коры, но он только откатился с сторону и почти сразу же снова побежал… И все же опоздал.

Избушка теперь была видна как на ладони, и представляла собой костер, пламя вырывалось из оконных проемов и из-под крыши с ревом, спасти это бревенчатое строение и все, что в нем находилось, стало невозможно. Она горела даже как-то весело, словно издевалась над Кашиным, над его торопливостью… Которой все же не хватило.

А за дымом, чуть не перед огнем оказался уже Стекольников. Он прятался так ловко, что его почти не было видно, хотя он и находился на открытом пространстве. И он стрелял, почти не останавливаясь, куда-то через низкие ветви деревьев вверх, или почти вверх. А между этими ветвями, Кашин это увидел вдруг очень отчетливо, поднимался вертолет. Он был слишком большой, или казался таким в этом месиве веток, хвои и дыма…

Он тоже выстрелил, но патрона в пистолете не оказалось. Пока он менял магазин на запасной, вертолет сделал сложный пируэт, развернулся, и в дверях обтекаемого корпуса оказался человек в темнозеленом маскхалате, уже без капюшона, и этот человек сверху бил в Стекольникова точными, как показалось Кашину, прицельными выстрелами. И все же мальчишка не растерялся, он как-то перемещался, катался из стороны в сторону и тоже стрелял… Пока у него не осталось патронов.

Вертолет сдвинулся вбок и сделался невидимым за ветвями. Кашин выпрямился. Рев пламени стал громким, едва ли не оглушительным. Но это было ничего, с этим можно было примириться. Кашин подошел к Стекольникову. Тот сидел как какой-нибудь самурай, на своих пятках, на коленях бережно держал пустой карабин, вытирая пот рукавом. Иногда по его телу пробегала дрожь. И он неотрывно смотрел в ту сторону, куда ушел вертолет.

– Цел? – спросил его Кашин.

– Черт, я ведь мог… Мог его остановить. Нужно было по мотору или по пилоту, а я не сосредоточился, все время пытался того стрелка снять, чтобы он меня… – Он опустил голову.

Потом он вскинулся, посмотрел на пожар и назад, Кашин тоже обернулся. Егерь Лопухин сидел, привалившись спиной к дереву, и мотал головой как заведенный. Заметив, что на него смотрят, он слабо усмехнулся.

– А я не верил, что ваша возня… с этой амуницией, – он кивнул на пистолет в кашинской руке, – не бахвальство. Никогда такого не бывало.

– Ты как, Лопухин? – спросил в свою очередь Кашин. – Не зацепило?

– Деревья бы не занялись…

Теперь егерь рассматривал пожар. Кашин проследил его взгляд, над избушкой, полыхающей, словно домна, ветвей почти не было, но и те, что там все же висели, от тока горячего воздуха колыхались, как от ветра. И в стороны, и вверх и вниз.

Откуда-то сбоку, из кустов Шляхтич выволакивал Патркацишвили. Кашин бросился ему помогать. Томас улыбался грустно и виновато.

– Хреново вышло, командир… Все же они меня….

– Ранен в брюшину, но пуля прошла навылет, кровь мы в Иркой остановили, но что там в глубине зацепило… – докладывал Шляхтич.

– Ничего там не зацепило, вошло и вышло, – бурчал Томас, замолчать он от шока не мог.

Пришлось на него прикрикнуть:

– Ты не разговаривай, молчи, тебе силы нужно беречь.

– Есть, – он опять улыбнулся, – силы беречь. Да меня же Веригина промедолом накачала, я же сейчас не чувствую ничего.

Кашин сбегал в кусты, жестом приказав егерю следовать за ним. Как командовать Стекольниковым он не знал, у парня проходило боевое возбуждение, он был сейчас как глухой, докричаться до него не удалось бы ни за какие коврижки.