Николай Басов - Подлодка «Комсомолец»

Посидели некоторое время не втягиваясь в разговор о деле, Томас почти беззаботно говорил что-то, чтобы растопить настороженность. Мать вдруг запалакала – молча, как и сидела, даже не подняла руку, чтобы вытереть слезы. Отец сурово взглянул на нее.

– Я что, я сейчас… – заговорила она, с трудом подбирая русские слова. – И ведь какую страшную смерть принял мой сынок.

– Мы не думаем, – сказал Кашин, принимая на себя разговор, – что Альберт в чем-то виноват. Это я прошу вас понять сразу.

– Я сказал, – чуть виновато и тихо проговорил Томас. – И про его доклад на мостик перед возгоранием тоже сказал.

– Вы должны только кое-что прояснить. Первое, не было ли у матроса Бухникашвили… У Альберта увлечения всякой магией, спиритизмом или йогой какой-нибудь?

– Он был очень трезвым мальчиком, – нехотя проговорил отец. – Очень. Любил машины разные, из него вышел бы отличный инженер со временем… Которого у него не оказалось.

Он говорил по-русски правильно, видимо, привык на заводе, где работало много русских, к такой вот четкой, едва ли не дикторской речи.

– И второе, мог он, пытаясь покрыть кого-нибудь из своих сослуживцев, доложить командиру, что все в порядке, хотя… кое-что в отсеке было уже не совсем в порядке.

– Нет, никогда. – Отец даже удивился этому вопросу. – Он был на редкость честным.

Он достал из кармана измятой инженерной робы из легкой брезентухи, пачку «Беломора». Закуривал сложно, у него подрагивали руки со спичкой.

– Я всегда воспитывал своих детей с понятием чести, без этого человеком… стать невозможно.

Он закашлялся и отвернулся.

– Тогда другой вопрос, – Кашину и самому не хотелось об этом спрашивать, но приходилось. – Что же произошло с вашим старшим сыном?

– Он попал в дурную компанию, – отозвалась мать. Она уже не плакала, но девочка с косичками прижалась к ней, словно бы своих тельцем защищала от всех сложностей мира.

– Я стыжусь этого, – заговорил отец, с ненавистью растоптав папиросу в пепельнице. – И каждый подтвердит, никогда, ни единой копейки от Василия не взял. И им, – он кивнул на девочку и на юношу, который маячил в дверях, – запретил что-либо брать у него. Как бы им трудно не приходилось.

– Значит честные? – спросил для верности Долбанов, и довольно грубо усмехнулся.

Отец опустил голову. Теперь, подумал Кашин, ничего выяснить не получится.

Так и вышло, последующий тяжелый, гнетущий разговор не прояснил ничего. Все на этой формуле и закончилось – трезвый и честный. Когда они вышли и усаживались в «Москвиченок» Долбанова, Кашин подумал было сделать ему выговор за то, что он прерывает беседу, но не стал. Если этот человек не поможет, все-равно деталей, окраски здешних отношений они не выяснят, или затратят чрезмерно много времени, потому что выяснять придется очень сложными путями… Пусть уж считает, что его помощь необходима.

На следующее утро капитан Долбанов появился в их комнате в семь часов с минутами. Дверь под нажимом его кулаков затрещала в петлях, и стало ясно, что у него что-то имеется. Объяснять ситуацию он принялся сразу, едва переступил порог, даже не поздоровавшись.

– Докладываю… Вчера, довольно поздно, мне удалось поговорить кое с кем, кто встретился с его братом. Василий согласился поговорить. В небольшой пивнушке, сразу за дамбой, как ехать от города.

– Когда? – спросил Томас.

– Сегодня в девять. Я подумал, что вам нужно привести себя в порядок и успеть, а еще лучше, явиться туда пораньше.

– Вы что же, их опасаетесь?

– Нет, просто хочу выявить те лица, которых его брат пошлет на разведку. Без этого он вряд ли захочет с «мусорами» встречаться, – Долбанов усмехнулся.

Встреча, однако, получилась не так, как говорил капитан. Они посидели в пивнушке, заказали себе с Томасом пива, хотя пить с утра не хотелось. Томас, впрочем, выпил под завтрак, который заказал, исходя из скудного меню забегаловки. Хащ, как объяснил Томас, это легкие животных в густой подливе, есть его полагалось, наломав в тарелку хлеба, чтобы собрать соус.

– Лучшее средство от похмелья, – оповестил и Долбанов, который попросил себе только кофе. Видимо, он работал ночью, устраивая эту встречу, лег поздно, возможно, спал всего-то пару часов, и потому пожаловался, что у него «кипит в желудке». Выглядел он, конечно, не очень, под глазами круги, нос заострился, и даже подбородок как-то набряк. – Это же утренняя забегаловка, алкаши ее уважают, и другого меню, как для них, тут не водится.