Александр Бушков - НКВД. Война с неведомым

По тайге они ходить умели – бесшумно и не плутая. И, выступив на рассвете, к трем часам пополудни уже осторожно приближались к заброшенной, полуразвалившейся охотничьей избушке, где, согласно инструктажу, должен был ждать прозревший кореец.

Едва завидев избушку далеко впереди, они рассредоточились, окружили ее с четырех сторон, держась достаточно далеко, и стали наблюдать, благо бинокли были цейсовские, тоже где-то на обочине найденные…

От избушки, собственно говоря, осталась одна стена, а остальные три давно рухнули. Крыши не имелось. И они буквально сразу увидели, что у бывшего крылечка, опершись спиной на потемневшие бревна, сидит человек в синем хантэне [6]– неподвижно, в неудобной позе.

И очень быстро рассмотрели, что человек мертв. Тот самый кореец, как его описывали, – синий хантэн, полосатые хлопчатобумажные брюки, ичиги, золотой зуб слева…

Рассказчик затейливо выматерился. Ясно было, что этот сучий потрох, Мудрая Лиса, в очередной раз оправдал прозвище. Опередил и принял меры…

Для надежности они еще не менее получаса наблюдали за избой и окрестностями. При необходимости умели ждать и часами. Потом, держа оружие наизготовку, выдвинулись с четырех сторон к трупу.

У корейца в лобешнике чернело входное отверстие – судя по размерам, пистолетный калибр. А на затылке – соответствующее выходное отверстие. Мудрая Лиса стрелял отлично.

Они стояли и смотрели. Кореец успел окоченеть, сидел себе с безмятежно открытыми глазами, и на лице у него, что характерно, прямо-таки цвела спокойная улыбка. С трупами иногда такое случается – посмертный оскал кажется улыбкой – но в этот раз так и осталось полное впечатление, что мертвец именно улыбается, и это было неприятно…

Обыскали, конечно, без всякой брезгливости. Не нашли ничего интересного – обычная мелочевка, но ее, разумеется, собрали в мешочек, как и полагалось…

Потом они обнаружили неподалеку след, в котором было нечто странное. Вообще-то это был самый обычный след ичига, а там обнаружились и другие, похожие – но странность в том, что земля была ничуть не мокрой (дождей не было недели две), а следы, тем не менее, как две капли воды походили на отпечатки подошв, оставленные на сырой, влажной, пропитанной водой земле, на грязи. («Как-то трудно это описать, – сказал рассказчик. – Это надо было видеть. Ну, как будто… как будто их каким-то штемпелем на земле оттиснули. Или весу в прохожем было не менее тонны. На обычной, не мокрой земле таких следов попросту не бывает, а они там были…»)

Это было необычно, но чертовщиной все же не выглядело – и рассказчик, поразмыслив, дал приказ двигаться по следам. Они углубились в распадок, двигаясь со звериной чуткостью, держа стволы наготове, слушая таежные звуки…

Следы не кончались. Цепочка так и тянулась перед ними – отпечатки подошв спокойно идущего человека, которым не полагалось такими вот быть. Вдавленная трава, еще не успевшая выпрямиться, подвергшаяся воздействию то ли тоже гипотетического штемпеля, то ли давлению нешуточной тяжести…

Пройдя пять-шесть километров, они издали увидели труп. В сидячем положении, прислонившийся спиной к дереву.

Так вот, верит кто-нибудь рассказчику или нет, это был тот самый труп. Тот самый кореец. Та же физиономия с золотым зубом слева на верхней челюсти, тот же синий хантэн, те же штаны, ичиги, то же пулевое отверстие во лбу… Никак нельзя было ошибиться.

Они потрогали тело – та же степень окоченения.

– Близнецы? – негромко предположил кто-то.

Других реплик не последовало. Все переглядывались – и кое-что в этих взглядах рассказчику не понравилось крайне. Не должно быть у советских чекистов таких взглядов – растерянных, еще не испуганных, но полных некоей непривычной тревоги…

– Может, это как раз… – сказал второй.

Старший прекрасно понял, что подчиненный имеет в виду. Но предпочел сделать вид, будто не понимает. Он был молод, но не без оснований считал себя хорошим служакой, вся его предшествующая жизнь, все воспитание и опыт отвращали от какой бы то ни было мистики. Несмотря на странный приказ, он не верил до конца и не привык сдаваться…

Он попросту приказал:

– Вперед!

Прелесть командирского положения в том, что приказы старшего по званию либо назначенного старшим группы не положено не то что оспаривать, но даже и обсуждать. Все трое его подчиненных были отнюдь не первогодками – осназ… Мало ли что они про себя думали, но двинулись дальше в прежнем порядке, не оглядываясь на новый труп…