Андрей Дашков - Умри или исчезни!

Ирина бежала за ним, уже ничего не соображая и просто подчиняясь стадному инстинкту. Все это напоминало дурацкий и неестественный фильм о бессмысленном побеге из тюрьмы, особенно, когда стало ясно, что они бегут к самолетной стоянке.

При новом толчке у пилота подвернулась нога, и он упал, едва не свалившись в полуметровую трещину. Солнцезащитные очки хрустнули под его локтем. Мальчишка откатился в сторону, и на мгновение Максу показалось, что тот мертв. Потом он увидел, что раненый пытается встать на четвереньки; его руки бессильно скребли по траве…

Максим обогнал задыхающегося Клейна и почти настиг Девятаева, но тот опередил его, снова подхватил ребенка и, прихрамывая, побежал дальше. Их разделяло не больше десяти шагов. Только теперь Макс заметил, что его личный пилот бежит как-то странно. Девятаев явно растолстел со времени их последнего совместного перелета. Впрочем, «растолстел» – это не то слово. Скорее, его фигура стала похожей на фигуру беременной женщины…

Самолет вдруг оказался неожиданно близко. К сверкающему серебром фюзеляжу были присоединены разъемы шлангов и кабелей. Взлетно-посадочная полоса пролегла во впадине между горами – последняя открытая дорога в небеса.

Но Макс уже плохо видел. Кроваво-черные тени скользили перед глазами, воздух раздирал глотку и легкие… Он догнал пилота, однако в течение нескольких секунд не мог даже говорить. Тот остался невозмутимым и отдал ему мальчика возле трапа, как будто они вместе проделали нечто само собой разумеющееся.

Сзади раздалось тяжелое прерывистое дыхание Клейна. Можно было не сомневаться в том, что масон тоже почуял неладное. Во всяком случае, в руке у него был «маузер», и никому из троих это не показалось странным.

Девятаев открыл люк и пробрался в кабину. Макс с Клейном втащили мальчика в пассажирский салон, положили поперек кресел, и масон сел за ним, не выпуская пистолета из рук. Отставшей девушке оставалось пробежать до самолета еще метров сорок. Макс начал выдергивать из гнезд кабели аэродромного питания.

– Черт с ними! – заорал Девятаев через стекло. – Закрывай люк!

Голиков увидел, как образуются пока еще мелкие трещины в бетоне. Самолет ощутимо трясло. Раздался пронзительный свист – Девятаев запускал оба двигателя. Ира свалилась возле самого трапа, и Макс, ломая ногти, помог ей забраться в салон. От внезапного рева заложило уши. Лежа на полу, он из последних сил ударил ногами по трапу и вытолкнул его наружу. Самолет рванулся к рулежке, уволакивая за собой неотсоединенные кабели. Через секунду их вырвало с хрустом, утонувшим в оглушительном свисте турбин.

– Закрой этот проклятый люк! – Крикнул Макс Ирине, сомневаясь, что она может его услышать. Слава Богу, она прочла по губам. Сил у нее хватило только на то, чтобы навалиться на люк всем телом. Потом подполз Голиков, и вместе они закрыли люк до конца. Сразу стало полегче – стих рев, выворачивавший внутренности наизнанку. Макс, шатаясь, встал на ноги и повернул ручку замка.

Самолет выруливал на полосу, но, похоже, поздновато. Бетонка была исчерчена густой паутиной трещин, а самый большой провал, расколовший ее надвое, как разделительная линия, уже достигал в ширину метра…

Макс обреченно смотрел в иллюминатор на то, что осталось от его отеля. Из бесформенной груды бетона бил тридцатиметровый факел горящего газа. Седой дым заволакивал место катастрофы. Кое-где еще падали деревья и фермы аттракционов. Картинка стремительно уменьшалась и вскоре превратилась в грязное пятно развалин на фоне желто-зеленого берега, окаймленного бело-синей лентой прибоя.

«Ан-58» разгонялся по краю полосы. Его трясло все сильнее. При скорости свыше ста двадцати километров в час даже небольшие трещины стали опасными для шасси. Удары следовали один за другим.

Девятаев видел то, чего не видели сидящие в салоне, и завидовал им. В нем гнездился не только ужас младенца, но и страх взрослого мужчины, сопровождаемый истеричной работой воображения. Ему приходилось быть свидетелем того, как самолет вспыхивает огненным болидом, и он еще очень хорошо помнил, что осталось от двух летчиков после неудачной посадки на авианосец. Сейчас он сам пытался взлететь с полосы, подвижной, как корабельная палуба во время шторма.

Провал в бетоне приближался. Сворачивать было некуда, да и невозможно. Левое шасси оказалось в воздухе. Затаив дыхание, Девятаев ждал, удержится ли самолет в воздухе. Через секунду его резко потянуло влево…