Ника Фрозен: Строительная жертва

Церковь получилась что надо — легкая, словно сотканная из кружева, белая, изящная, она невольно приковывала взор.

Серегина бригада получила расчет и отправилась восвояси. К тому времени Серега полностью успокоил свою совесть, убедив себя, что все ему приснилось, и лишь иногда, замечая на себе пристальный взгляд Кузьмича, он ежился и вспоминал умоляющие глаза женщины, но тут же гнал от себя эти мысли, предпочитая не думать — что сделано, то сделано, кто старое помянет, тому глаз вон.

К тому же, тешила его мысль, что все к лучшему. Подумаешь, тетка какая-то, небось шалава, раз так поздно шлялась, да еще и ребенка таскала за собой, зато церковь возвели, богоугодное дело сделали, да и себя не обидели, вон сколько денег отвалили попы, года два теперь можно не работать…

Наверное, Серега так бы и выкинул этот эпизод из своей памяти, если бы одним воскресным утром не включил за завтраком телевизор:

— …сегодня, в недавно построенной церкви Великомученицы Екатерины случилось невероятное, — вещала с экрана блондинистая девчонка-дикторша, — на стене проступила икона божьей матери…

Камера отъехала в сторону, показав свежеокрашенную белую, как снег, стену, на которой четко проступала икона. Больше всего она походила даже не на икону, а на большую цветную фотографию.

Дева Мария стояла, воздев руки к небу, в каком-то то ли колодце, то ли земляном тоннеле, огромные, небесной синевы глаза, полные муки и ужаса, застилали крупные кровавые слезы, а возле нее жался, едва стоя на пухлых ногах, младенец с зареванным, испуганным личиком.

— …патриарх московский и Всея Руси еще не прокомментировал чудесной иконы, но не оставляет сомнений, что это — истинно божье чудо…

Дальше Серега не слышал, перед его глазами стояло лицо Девы Марии, точнее, той неизвестной, убитой им в качестве строительной жертвы.

Очнулся он уже в поезде на Москву.

Соседи сторонились подозрительного мужчину с всклокоченными волосами, талдычащего, как заведенный:

— Прощения, прощения просить, прощения…

Когда Серега добрался до церкви, было уже темно. Дверь оказалась закрыта, но хлипкий замочек он без труда вскрыл гвоздем, подобранным тут же, у порога.

Внутри царила тьма. Продолжая бормотать на ходу сочиняемые молитвы, он на ощупь нашел лоток со свечами и, выбрав ту, что потолще, поджег ее. Руки тряслись, запах горящего воска казался удушливым и вызывал рвотные порывы, но Серега сдержался.

В тусклом пламени свечки он разглядел среди прочих икон, что украшали церковь, ту самую, подошел поближе — как есть та женщина! Упал перед ней на колени:

— Прости ты меня, не со зла, не со зла я! Не со зла!

Женщина все так же смотрела вверх, и тут Серега заметил, что красные слезы из ее глаз стекают по стене; на полу образовалась уже целая лужа, пахнущая землей и свежей кровью…

Дьячок Мефодий приходил в церковь всегда в одно и то же время — к пяти утра. Ему нравилось самому отпирать двери, нравилось в тишине раскладывать церковный инвентарь и думать в Боге, молиться и готовиться к службе. Вот и в это утро он без десяти пять уже стоял перед церковными дверями, нащупывал ключ и думал о том, пришлют ли им в скором времени звонаря, без звонаря ведь церковь как немая…

Ключ провернулся два раза, но щелчка не последовало. Мефодий потянул дверь — и та легко подалась вперед.

— Вот же батюшки, что же это — не запер я, что ли? — охнул он, вошел внутрь и застыл.

Пол церкви заливала кровь, на стенах тут и там виднелись кровавые отпечатки рук. Куски мяса, искромсанные и обгрызенные, валялись повсюду, а на люстре, как на новогодней елке, висели человеческие органы.

Венчали картину кишки, намотанные на алтарные двери, словно гирлянды.

Мефодий собрал все свое мужество и вышел (скорее, выполз) обратно за порог, сбиваясь, тыча не в те кнопки на стареньком мобильнике, вызвал полицию и через несколько минут в церкви было полно народу.

В поднявшейся суматохе никто не обратил внимания на икону.

Дева Мария больше не плакала, не тянула рук к небу. Сурово и страшно смотрела она на суетящихся по церкви полицейских из своего сырого тоннеля, и сидел у ее ног, сыто улыбаясь, ребенок с перепачканными кровью губами.