Ренсом Риггз: Город пустых. Побег из Дома странных детей

Пуст о та. Разморозившаяся пустота. Она нас настигла.

Пес ее не видел, но без труда истолковал выражение моего лица.

— Это одна из них?

— Да, — одними губами произнес я, и Эддисон забился в угол.

— Джейкоб? — доносился из трубки голос отца. — Джейкоб, ты меня слышишь?

Языки начали оборачиваться вокруг будки, беря нас в кольцо. Я не знал, что делать, но понимал, что должен сделать хоть что-то . Поэтому я подогнул ноги под себя, оперся ладонями о стены будки и с трудом выпрямился.

И оказался лицом к лицу с пуст о той. Из ее раскрытого рта струились жуткие языки. Ее глаза, в нескольких дюймах от стекла, источали черноту. Наши взгляды встретились. Эта мерзость издала низкий гортанный рык, от которого у меня все внутренности превратились в желе. Я уже почти сожалел, что пустоты до сих пор меня не убили и не покончили с этой болью и этим ужасом.

— Просыпайся! — залаял пес прямо в лицо Эмме. — Ты нам нужна, дорогуша! Зажги свой огонь!

Но Эмма не могла ни говорить, ни стоять, и на станции подземки уже не осталось никого, кроме нас да еще двух женщин в плащах, которые пятились от будки, зажав носы, чтобы защититься от ужасающего смрада, источаемого пуст о той.

И тут будка, вся будка, со всеми нами внутри, качнулась в одну сторону, а затем в другую, и я услышал, как болты, крепившие ее к полу, застонали и лопнули. Существо медленно приподняло будку над полом — на шесть дюймов, потом на фут, потом на два — только для того, чтобы снова резко ударить ею о каменные плиты. Окна будки разбились, и на нас посыпались осколки.

Теперь уже ничто не разделяло нас с пуст о той. Ни расстояние, ни стекло. Ее языки погрузились в будку, обвивая мою руку, мою талию, а затем мою шею, сжимая все крепче и крепче… И вот мне уже нечем дышать.

Именно в этот момент я понял, что уже умер. И поскольку я все равно был мертв и уже ничего не мог с этим поделать, я перестал сопротивляться. Я расслабил все мышцы и закрыл глаза, отдавшись на милость боли, подобной бешеному фейерверку у меня в животе.

И тут произошло странное. Боль перестала причинять мне страдания. Она изменилась, превратившись в нечто иное. Я вошел в нее, и она окутала меня со всех сторон, и под ее бурлящей поверхностью я обнаружил нечто тихое и ласковое.

Шепот.

Я снова открыл глаза. Пуст о та, казалось, застыла, глядя на меня. Я смотрел на нее, и мне не было страшно. Перед моими глазами от недостатка кислорода плавали черные точки, но боли не было.

Хватка на моем горле ослабла. Я сделал свой первый вдох за несколько минут. И тут шепот, который я обнаружил внутри себя, поднялся из моего живота, прошел сквозь горло и вырвался изо рта, образовав слова, не напоминающие ни один из известных мне языков. Однако значение этих слов я знал.

Пошел.

Вон.

Пуст о та втянула свои языки обратно в свой огромный рот и захлопнула челюсти. Она даже склонила голову, как будто демонстрируя мне свою покорность.

А потом она села.

Эмма и Эддисон смотрели на меня с пола будки, пытаясь понять причину внезапной тишины.

— Что только что случилось? — спросил пес.

— Бояться нечего, — ответил я.

— Она ушла?

— Нет, но она больше не причинит нам вреда.

Он не стал спрашивать, откуда мне это известно. Он просто кивнул, удовлетворенный уверенностью, прозвучавшей в моем голосе.

Я открыл дверь будки и помог Эмме подняться на ноги.

— Ты можешь идти? — спросил я.

Она обняла меня за талию, прислонившись ко мне всем телом, и мы вместе сделали первый шаг.

— Я тебя не оставлю, — сообщил ей я. — Нравится тебе это или нет.

Прижавшись губами к моему уху, она прошептала:

— Я люблю тебя, Джейкоб.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал я в ответ.

Я наклонился и поднял телефон.

— Папа?

— Что это был за шум? С кем ты?

— Я здесь, и я в порядке.

— Нет, не в порядке. Жди нас там, никуда не уходи.

— Папа, я должен идти. Прости меня.

— Подожди. Не вешай трубку, — попросил он. — Джейк, ты не в себе.

— Нет. Я такой, как дедушка. У меня есть то, что было у него.

Длинная пауза. Затем:

— Прошу тебя, вернись домой.

Я глубоко вздохнул. Мне слишком многое нужно было ему сказать, но совершенно не было на это времени. Я понял, что придется ограничиться несколькими предложениями.

— Я надеюсь, что когда-нибудь смогу вернуться домой. Но сначала мне предстоит многое сделать. Я просто хочу, чтобы ты знал: я люблю вас с мамой и не допущу, чтобы то, с чем мне приходится иметь дело, причинило вам вред.