Густав Майринк - Жаркий солдат

Ну, мой юный друг, что же вам удалось выяснить? — спросил учёный младшего врача, вслед за которым в палату вошла толпа любопытствующих офицеров и врачей.

Температура поднялась уже до восьмидесяти градусов…

Профессор нетерпеливо махнул рукой:

Ну так что же?

Десять лет тому назад пациент переболел тифом, двенадцать лет назад дифтерией в лёгкой форме; отец умер от перелома черепа, бабка от сотрясения мозга! Дело в том, что пациент и его семейство родом из Чехии, — прибавил врач в виде пояснения. — Данные обследования: все показатели, кроме температуры, в норме, функция кишечника вялая, никаких ранений, кроме лёгкой контузии затылочной части черепа, не выявлено. Со слов очевидцев, в хижине факира Мукхопадайи пациенту давали внутрь некую мерцающую жидкость…

Ближе к делу, мой юный друг, не отвлекайтесь на несущественные моменты! — доброжелательно остановил его профессор и, жестом пригласив присутствующих располагаться на стоящих в палате бамбуковых стульях и сундучках, продолжал: — Господа, как я установил сегодня утром с первого же взгляда, но не стал распространяться об этом подробно, чтобы дать вам возможность самостоятельно поставить верный диагноз, речь в данном случае идёт о достаточно редком случае спонтанного повышения температуры в результате повреждения терморегулирующего центра, — тут он, обращаясь с несколько пренебрежительным выражением к офицерам и непосвящённым, пояснил: «Это мозговой центр, регулирующий колебания температуры тела», — проявившегося на фоне наследственных и приобретённых пороков. Итак, судя по форме черепа данного субъекта, можно…

Вдруг с улицы, со стороны здания миссии, донёсся звук трубы, это был сигнал местной пожарной команды, состоявшей из нескольких солдат-инвалидов и китайских кули. Все встрепенулись на этот звук, не ожидая ничего хорошего, оратор тоже умолк.

Все собравшиеся кинулись вон, первым — присутствовавший среди слушателей полковник.

С лазаретного холма к озеру богини Парвати мчался, объятый пламенем, в сопровождении целой толпы орущих и жестикулирующих людей, трубач Венцель Завадил, облачённый в горящие лохмотья.

На ближних подступах к зданию миссии беднягу встретила китайская пожарная команда, направив на него толстую струю воды, которая сбила его с ног, но тотчас же обратилась в облако пара.

Пока трубач лежал в лазарете, его жар настолько повысился, что соседние предметы уже начали обугливаться, так что санитары в конце концов вынуждены были прогнать Завадила железными прутьями из здания; на полу и на ступенях лестницы остались выжженные следы его ног, словно там прошёлся сам дьявол.

Сейчас Завадил, с которого струя пожарного шланга сорвала последние остатки лохмотьев, лежал во дворе миссии голый, исходя паром, словно раскалённый утюг, и стыдясь своей наготы.

Находчивый патер-иезуит бросил ему с балкона асбестовый костюм, использовавшийся прежде, когда приходилось сталкиваться с горячей лавой, и Завадил со словами благодарности облачился в этот наряд.

Но как же, скажите на милость, объяснить тот факт, что сам молодчик не сгорел и не обратился в пепел? — спросил полковник профессора Мостшеделя.

Я всегда восхищался вашим стратегическим даром, господин полковник, — ответил ему возмущённый профессор, — но что касается медицины, то её уж будьте добры предоставить медикам! Мы должны исходить из реальных фактов, и нет никаких причин отказываться от такого подхода!

Врачи радовались точной постановке диагноза, и по вечерам все опять собирались в палатке капитана, где всегда весело проводили время.

О Венцеле Завадиле не вспоминал никто, кроме аннамитов; порой их можно было видеть на другом берегу озера перед каменным храмом богини Парвати, и раскалённые пуговицы асбестового костюма краснели в ночи.

Поговаривали, будто жрецы храма жарят на нём дичь; другие же говорили, будто он понемногу остывает и, остыв до пятидесяти градусов, намерен отправиться на родину.