Джон Ширли - Ползущие

– Они увидят здесь свет и услышат шум и придут сюда, но нас уже здесь не будет. Мы уйдем, но не слишком далеко, надо, чтобы они нас преследовали.

Он сделал шаг назад и кивнул Сизелле. Книжечка спичек в руках девушки вспыхнула, и Сизелла швырнула ее в костер. Взметнулось и через мгновение заревело пламя.

Адэр в оцепенении слушала, как гудит костер, и ей чудилось, что она наблюдает за происходящим откуда-то сверху. Вот Донни повернулся к ребятам и заговорил с ними, заговорил громко, как проповедник, стараясь, чтобы его услышал каждый, заговорил, перекрикивая грохот кружащегося перед глазами мира, заговорил с природным чувством выполнения ритуала:

– Мы не просто прощаемся с Лэнсом, Рэймондом и всеми, кого убило это чудовище. Мы прощаемся со своими родителями. Это и их похороны!

Над толпой детей взлетел общий стон. Они плотнее сбились в кучу. Маленькие заплакали, а Донни продолжал:

– Может, погибли не все наши родители. Майор Стэннер говорит, что не до всех сумели добраться, но многие из нас знают наверняка. Многие из нас знают, что наши родители мертвы. И надо с этим смириться! Мы должны сами себе сказать: Да, это действительно случилось. Наши родители еще могут быть где-то тут, ходить, как живые, но они уже мертвецы. Даже если они разговаривают и двигаются, они мертвы! – Он помолчал, пытаясь справиться с собой, потом прочистил горло, сжал кулаки и воскликнул: – Они оставили нас слишком рано! Но они этого не хотели. И мы тоже в этом не виноваты! И мы должны всегда помнить об этом. Всем ясно? Они не хотели нас оставлять, и мы в этом тоже не виноваты!

В толпе согласно загудели, бормотание мешалось со стонами и рыданиями. Адэр подошла к Донни поближе, чтобы лучше слышать. Что-то в ее душе отозвалось на его слова, пробилось из глубины, как дым этого погребального костра.

Голубые струйки закручивались и шипели.

– А теперь слушайте, – продолжал Донни. – Наступили Тяжелые Времена. Черт знает, какие тяжелые. Но мы должны простить своих родителей за то, что они нас бросили. И мы должны их оплакать. Каждый из нас думает о своих папе и маме и каждый плачет о них. Думайте о них сейчас, вспомните своих родных. Вы их любили, а может быть, ненавидели, или сами не знаете, как к ним относились, подумайте о них, простите их и позвольте им уйти!

– Я не могу! – сказала одна девочка, губы ее дрожали.

– Ты должна, – решительно ответил Донни. Общий вздох взлетел и превратился в стон.

Адэр закрыла глаза и стала думать о своих родных. Как они приезжали к ней в летний лагерь, когда она была маленькой. Как отец учил ее плавать. Как мама настаивала, чтобы Адэр не позволяла ей выигрывать в шахматы. Как отец работал на своем катере, как она им гордилась. Тогда она не понимала, что это было за чувство, но сейчас знала – гордость.

Она вспомнила, как родители спорили друг с другом и как они помирились, когда заметили, что она их слышит. Помирились тут же, не сходя с места, из-за нее, Адэр.

– Мы прощаемся со всеми, кого потеряли! И мы отпускаем их! – кричал Донни. – Отпускаем всех!

И она вспомнила Кола. Своего старшего брата. Как он пытался сдерживаться и не слишком наезжать на нее, когда она падала на скейт-борде. Как он помог ей создавать простой веб-сайт. Как на Рождество притворялся безразличным, глядя на ее счастливое лицо, когда дарил ей жакет, который она хотела получить. Как пытался самостоятельно заработать денег.

Прощай, Кол!

А Донни продолжал. Сейчас он уже не кричал, но его голос все равно долетал до каждого.

– А теперь скажите себе: мои родители умерли, они ушли. Я тоже скажу это, мы скажем вместе. Мои родители ушли.

На лицах отражались сполохи огня, мечущегося по чернеющим трупам. Вместе с Донни дети прокричали: Мои родители ушли!

Адэр упала на колени и повторяла эти слова в прижатые к лицу ладони.

– Они никогда не вернутся. Они никогда не вернутся.

– Мы теперь взрослые. Мы теперь взрослые.

Этого Адэр не смогла произнести, но она кивнула.

Засунув выключенный фонарик между грудями, Лэси почти катилась по металлической лестнице вниз. Она так спешила, что в конце все же упала на гравии и подвернула щиколотку.

– Вот сволочь! – Она вытащила из прорези блузки фонарик и пробежала лучом по машине. – Сукин сын! Хочет сбежать!

Она и сама побежала – чуть не воя от дикой боли в щиколотке – к багажнику «шевроле», где Берт засовывал в открытую заднюю дверь ящик из-под пакетов молока со всякой электронной мелочевкой.