Артем Тихомиров: Запруда

Царев дернулся, сидя на стуле, и ему пришлось схватиться за край столешницы, чтобы не упасть.

Он не в лесу.

Дома.

Ему привиделось.

В висках стучала боль.

Царев прислушался к тому, что делается в соседних комнатах. Жена ворочалась в постели, поскрипывал матрац. А ворочается она, по ее признанию, когда ей снятся сексуальные сны…

Из комнаты Толи доносился еле слышный сип. Значит, мальчик спит на спине. В будущем он будет храпеть.

Царев пошел в ванную, включил воду, сунул голову под струю и держал ее там, пока уши не стало покалывать. Это помогло. Тяжело дыша, с накинутым на голову полотенцем, Царев сел на крышку корзины для грязного белья.

«Завтра мы поедем туда, и все решится, так или иначе, – подумал он, – наконец что-то должно произойти… Я так больше не могу. Нужно поставить в этом деле жирную точку».

Он попытался вспомнить посетившее его несколько минут назад видение. Память снова подводила. Она представлялась ему дырявым мешком, в котором появляются все новые дыры. Зашьешь в одном месте, порвется в другом.

Что делать?

Валя не поверила ему. Вероятно, ее согласие было продиктовано потребностью дать мужу генеральное сражение и выйти из него победительницей. Даже ничья ее не устроит. Царев чувствует, как в жене возрастает ненависть к нему. Как сказать ей, как разъяснить, что он до сих пор ее любит, невзирая ни на что любит!?.

Выхода нет. Царев не видел для себя ни единой возможности избежать кошмара. Любой выход не сулил ему ничего хорошего.

Вытерев голову насухо, он поглядел на себя в заляпанное зеркало, висящее на стене в ванной комнате. Одутловатое лицо, глаза, спрятавшиеся глубоко в орбитах. Они похожи на крыс, загнанных в угол, откуда нет выхода. Они сражаются с тем, что их атакует, но проигрывают бой. Царев подумал, что во всем виноваты глаза… они видел это существо…

А еще уши. Они слышали то чудовищное урчание и плач русалки… Царев причесался, уловил волосы на косой пробор. Так он не делал давно. Примерно со школы. Теперь из зеркала на него смотрел большой усталый ребенок, стоящий на границе света и тени…

Вернувшись в большую комнату, Царев схватил телефон и достал из кармана визитку Шумилова. Позвонить? Но что он ему может сказать? Доскональное знание фильмов ничего не дает. Все эти затасканные сальные штампы о призраках приобрели слишком большую власть над умами, но никакого смысла в них нет. А значит, Шумилов ему не поможет. Использовать его в качестве жилетки, куда можно поплакаться, нереально. Они не такие близкие друзья, чтобы можно было доверить бывшему студенту подобное.

Царев разорвал визитку, сходил на кухню, бросил ее в мусорный мешок. Он испытывал сожаление из-за того, что сделал. С уничтожением этого картонного прямоугольника порвалась существенная, важная ниточка, связывающая его с миром обычных людей. Миром логики и понимания.

Большой усталый ребенок все-таки перешагнул границу. Теперь он на теневой стороне. И ему предстоит идти дальше, во тьму.

Царев лег спать на диване. Его почему-то устрашала мысль о том, чтобы пойти в постель к жене. Сейчас ему не до этого.

Думая о сыне, Царев уснул. Во сне кто-то плакал. Может быть, он сам, а может, русалка.

– Мы успеем до того, как Толя вернется, – сказал Царев. – Еще много времени. Он с приятелями долго торчит в гостях… На компьютере играют… Сама знаешь, что происходит в таких случаях…

Он чувствовал прилив сил. Полчаса назад Царев проснулся с четкой и ясной мыслью о том, как должен поступить. Надо идти простым логическим путем. Ему нелегко, он мучился все эти дни и не находил себе места потому, что не мог правильно поставить вопрос. Кто ему в конце концов дороже в жизни? Валя, которая его ненавидит? Или Толя, продолжатель его рода? Женщина или ребенок?

Валю может заменить другая. А вот сама она вряд ли согласится родить ему второго наследника. Все просто. И не о чем думать и забивать себе голову ненужными проблемами. Улыбаясь и пританцовывая, Царев умылся, потом съел завтрак.

– А что на работе скажут? – спросила Валя.

– У меня отгул. Имею право, – сказал Царев.

– Ну смотри… – Она поджала губы. Ей не хотелось ехать, по всему было видно, но она дала обещание вчера.

Вопрос принципа.

И для Царева тоже. Он принял твердое решение. Валя. Его жертвой будет жена, а не сын. Никакой альтернативы нет.

Толя что-то болтал в своей манере все утро и, едва проглотив яичницу, умчался к приятелю. Трудно было представить лучшую возможность провернуть дело. Царев чувствовал себя на коне. Все напряжение последних дней исчезло, словно и не было. Всю ночь он спал как мертвец и чувствовал теперь себя титаном, способным свернуть горы.