Артем Тихомиров: Женщина в тени

Соколов убьет ее, если «долг» не будет уплачен. Никаких переносных смыслов, все предельно ясно.

Она встречалась с этим человеком, была его содержанкой, и ее не интересовало, чем он занимается по-настоящему. Теперь самое время подумать о своих перспективах.

Дважды Инга видела его громил. Комичных до ужаса парней квадратных очертаний. Они держались позади него, словно привидения, и с ними Соколов чувствовал себя неуязвимым. С другой стороны, он сам мог отправить на тот свет кого угодно. С его-то руками, пальцами, способными, наверное, сгибать арматуру!

Вспоминая это чудовище, Инга приходила в ужас.

Единственное, что она может сделать, чтобы спастись, это бежать – быстро и далеко. И лучше всего взять старт прямо сейчас, пока решимость не пропала. А есть ли она, эта решимость? Больше всего в этот момент Инге хотелось сесть на снег и просто дождаться своей судьбы. Зачем бороться? Какой смысл? Соколов сильнее. Если даже отдать этому ублюдку долг, он найдет, к чему прицепиться еще.

Инга почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Поискала глазами поблизости скамейку и ничего не нашла. Вообще, все, на что она смотрела в эти мгновенья, казалось каким-то смазанным, расплывчатым. Возникли проблемы с дыханием. Горло обхватила невидимая удавка. В конце концов, Инга поняла, что плачет. По щекам текли самые настоящие ручейки слез.

Пятнадцать тысяч долларов. Откуда ей знать, что именно столько она ему должна после деления всей суммы пополам? Соколов забирал чеки. Значит, этот выродок вел бухгалтерию...

Инга не припоминала, какие именно покупки делала в течение этих четырех месяцев. Воспоминания проносились в ее памяти со скоростью экспресса, ни одно она не могла ухватить и рассмотреть поближе.

На нее косились прохожие, а их она видела точно сквозь запотевшее стекло.

Неподалеку от дома и автобусной остановки располагался небольшой скверик, в котором росли большие раскидистые деревья. Ноги как-то сами собой принесли Ингу в это место.

Она остановилась под фонарным столбом, в круге яркого света, дающего четкие тени, и огляделась. Две скамейки, одна напротив другой, обе покрыты уже приличным слоем снега. Снежинки кружатся, садясь Инге на голову. Она провела рукой по шапочке, стряхнула часть их.

Новая волна слез рвалась наружу. Инга смахнула снег со скамейки – резким ядовитым движением – и села. Наплевать на то, что джинсы промокнут. Хотелось завопить в голос, но она молчала. «Только молчи. Иначе будет еще хуже!»

Инга посидела, потом вытащила из сумочки носовой платок. Сумочка упала в снег. Инга подняла ее. Приложила сложенный платок ко рту. Хотя какая разница, если кто-то увидит или услышит ее плач? Кому интересно?

Несмотря на все старания, слезы не прекращались. Время шло. Инга не могла остановиться. Она умудрилась прикусить себе большой палец на правой руке. Только эта боль напомнила ей, что она сидит в сквере на скамейке и плачет. Что она совсем одна.

Рука нырнула в сумочку, вытащила сотовый. Долго Инга перебирала номера подружек, но позвонить ни одной из них так и не решилась. Вздохнув, не в силах сразу успокоить дергающееся дыхание, она бросила трубку обратно.

Не с кем поговорить. Некуда пойти, кроме съемной квартирки с двумя узкими тесными комнатками. С чего началось, к тому и вернулось.

Некоторое время, всхлипывая, Инга просто наблюдала за падающими снежинками. Полет лохматых сгустков замерзшей воды, всего-навсего, успокаивал.

Потом на несколько мгновений ее будто выключили, а когда включили снова, Инга увидела, что на скамейке напротив сидит бедно одетая женщина. Склонившись вперед, она кашляла. Кашель переходил в плач. И опять по кругу.

Инга почувствовала, что ей неприятно, и отвернулась. Между скамейками прошли пять или шесть человек. Парень с девушкой несли в руках по бутылке пива. Они не обратили внимания ни на женщину, ни на Ингу.

Прошло несколько минут. Инга стала замерзать. Домой идти по-прежнему не хотелось. Страх остался при ней, ее лучшее приобретение за последнее время; всепоглощающий страх. Зимний воздух был прозрачным, но горло перехватывало от удушья.

Инга посмотрела на плачущую женщину. Их взгляды встретились. Женщина выглядела ужасно. Исхудавшая, бледная, руки трясутся, пальцы, сжимающие платок, похожи на червей. Суставы раздулись от артрита. Инга не могла понять, сколько ей лет. Могло быть и сорок, и семьдесят, странно.

Инга спрятала свой собственный платок в сумочку, закрыла ее. Неприятно видеть человека, у которого дела обстоят еще хуже. Что-то больно царапало изнутри. Инга встала, отряхнулась, стараясь напустить на себя независимый гордый вид, но ничего путного не вышло. Через пару шагов плечи ее опустились. Голову прострелила боль.