Николай Басов - Золото Российской Федерации

Но теперь он тоже стал прислушиваться. И дослушался – даже вздрогнул, когда словно бы издалека, с холмов, что стояли верстах в трех по левую руку, вдруг долетело…

Он даже коня взял в шенкеля так, что тот запрыгал, перебирая ногами. Стал всматриваться, конечно же, ничего не увидел. Зато… Нет, этого не могло быть, так не бывает, и все же…

А потом у него словно бы прояснилось что-то в голове, и он, сам того не желая, понял, если пройти еще верст семь немного в сторону, они встретят казахов. Настоящий перегон овец, который по весне устраивают, чтобы до свежего корма и до воды добраться, хотя по весне-то тут воды хоть отбавляй.

Он переменил направление, и тогда лишь заметил, что многие из его бойцов так же, как он, вздрагивают, и их кони тоже вздрагивают, а иные слишком часто останавливаются и весь окоем осматривают с преувеличенным вниманием. Словно в этой пустоте, в этом пространстве можно что-то увидеть, помимо неба, солнца и ветра, который бродит по совсем еще весенним холмам.

– Плохо тут, – сказал и Табунов, хотя уж его-то в этих… слуховых миражах Рыжов заподозрить не мог. Такие, как комиссар, по должности ничего подобного слышать не должны.

А потом выехали, совсем неожиданно, к казахам. Как всегда с ними бывало, вроде бы ничего нет, и вдруг они уже появились. И отары их, и кони под всадниками, и даже костерок какой-то почти бездымно растекся от невесь какого топлива. Кизяк Рыжов знал, от него вонь такая, что в иной юрте глаза щиплет, но это был не кизяк, от него и дыма-то другой.

Отряд казахи встретили спокойно, даже не все от огня оторвались, потому что люди с винтовками, пришедшие от железной дороги, их не интересовали. Было их пятеро, все мужчины с такими бородами, что даже трудно возраст определить. Про этих-то степняков иногда думаешь – старик, и лицо ветром выдублено, и глаза мутноваты, а оказывается – почти мальчик, лишь чуть старше Рыжова. А другой и веселый, и взгляд светлый, а говорят, что аксакал.

– Здравствуйте, пастухи, – сказал Рыжов, подъезжая к ним.

– Аллейкум асалям, – отозвался один из них. Был он какой-то шерстистый, и одет в такой рваный халат, что больше репейник напоминал, чем человека.

Сотня расположилась, удумав, что будет привал. А Рыжов не разрешил, приказал узду из рук не выпускать, так только, по нужде сходить, если кому нажно, и обмотки перемотать.

Табунов, впрочем, оказался почти сразу же рядом, не хотел комиссар ничего упустить, хоть и покачивало его после долгого пути.

– Идем мы тут, через степи, чтобы… Вы тут ничего необычного в последнее время не наблюдали? – спросил Рыжов, с благодарностью принимая выщербленную плошку с чаем, которым его угостили, когда он подсел к огню.

– Наблюдали, как не наблюдать, – отозвался шерстистый. – Степь – разная, и много в ней всего происходит.

Табунов чай не принял, лишь сердито мотнул головой, а это было неправильно, от чая отказываться в степи нельзя, невежливо. Поэтому с ним больше и не разговаривал никто из пастухов. Хотя, что значит – разговаривать?.. Никто, кроме бородача в рваном халате и слова не произнес.

– Что именно?

Шерстистый дождался, пока тот же вопрос задаст Рыжов, а не Табунов, и так же неторопливо, с сильным акцентом отозвался:

– Из других юрт к воде отары гонят. И много других юрт с юга пришло, мы не всех даже знаем.

– Спроси их про обоз? – прошептал Табунов, до которого вдруг дошло, что с чаем он промашку совершил.

– Большой обоз с другими русскими видели? – спросил Рыжов послушно, не веря, что вопрос задан кстати. Все же четыре месяца прошло, и целая зима миновала. – Он где-то тут неподалеку бродил, от железной дороги, примерно, сюда направлялся, как бы на водопой.

– От дороги, где горячие и черные по дереву ездят, приходили. Только зимой еще, снегом мело.

– По какому дереву? – не понял Табунов.

– Они считают, что дерево, из которых шпалы сделаны, важнее рельсов, поэтому часто дорогу не железной называют, а деревянной, – поянил Рыжов. – Правильно, бабай, еще зимой было, снегом мело.

– Сейчас тоже, рассказывают, близко русские на конях, и с винтовками, как у вас, – вдруг добавил казах. – Только они чай наш не пьют, ругаются много.

– Чего им ругаться?.. И какие русские, с погонами? – не выдержал Табунов, вмешался все же.

– С погонами у них не все, но тоже есть.

– Беляки. И далеко? Сколько их?

– Недалеко, дня три проедешь, найдешь.

– Ну, три дня, это же, – Табунов был почти рад, что и с ним стали разговаривать, – верст, наверное, сто, а то и сто пятьдесят.