Николай Басов - Золото Росийской Федерации

Низкорослый солдатик из пополнения, фамилию которого Рыжов еще не помнил, что-то сосредоточенно делал с поилкой для коней, то ли чистил ее, то ли наоборот, разводил грязь и муть. Впрочем, морозно было, необычно даже для здешних, привычных к холоду мест, а значит, он мог и лед сбивать, чтобы кони напились, ведь не носом же им об острые кромки тыкаться? И ясно же было, что солнышко уже пригревает, все же конец марта стоял, а вот поди ж ты… Вспомнив о холоде, Рыжов запахнул шинель, наброшенную на плечи, но от этого теплее не стало.

Печка горела тускло, больше дымила, чем грела, и радости от нее никакой не было. В большой комнате, где Рыжов устроил себе постой, куда даже приказал принести топчан, было гулко и пусто. К тому же, в углу были свалены книги. Кажется, командиры полуэскадронов пробовали из них вырывать страницы на курево. Но бумага в книгах оказалась плотной, почти не горела, и рвать их было трудно. В общем, ничего с этими книгами тоже не выходило, как с печкой.

А вот самому Рыжову книг было жалко, правда, буржуйское это было добро, так пусть хоть с пользой сгорит в качачьих самокрутках, но жалко все-равно. Неожиданно в дверь протолкнулся Шепотинник, и хозяйственный казак, и бестолочь при том редкостная. В последнее время он считался вроде бы ординарцем Рыжова. Сам уже пожилой, лет за тридцать, а при нем, при Рыжове держится.

– Товарищ командир, – Шепотинник мучительно собрал морщины на лбу, – тут пришли до тебя.

Дверь открылась шире, и в комнату вошел невысокий, но очень ладный с виду мужичек, в кожаной кепке с хитрыми клапанами, чтобы уши прикрывать, и с кобурой нагана спереди, под правую руку, в изрядно большой для его роста шинели.

– Командир разведэскадрона Рыжов? – спросил вошедший.

– Так точно. С кем разговариваю?

– Представитель омской губчека Табунов, Виктор Сергеевич. Прибыл к тебе комиссаром, и с особым для эскадрона заданием.

Табунов сел, снял свой кожанный картуз и вытер лысину. Тут-то стало ясно, что и он, пожалуй, постарше Шепотинника. Оглянулся, увидел, что самоназванный ординарец не ушел, быстро спросил глазами у Рыжова разрешения, и попросил:

– А вы, товарищ, принесите-ка нам кипятку. – Повернулся к Рыжову. – Я приехал к вам уже как час, но пока разыскал… Почему так далеко от города расположились?

– Народу у меня осталось не много, – задумчиво, не вполне понимая, как вести себя с представителем губчека, тем более, присланным в роту комиссаром, отозвался Рыжов. – Но все же, сотня с небольшим наберется. Им помещение, нужно, опять же, коней следует расположить… А эта усадьба, со службами, с хорошей водой, конюшня теплая, в самый раз подходит. Не понимаю, почему я нужен в городе, если тут удобнее.

– Эскадрон глубокой разведки, после боев, как мне говорили в Омске, и вдруг… Больше сотни?

– У меня был сдвоенный эскадрон, до прошлого месяца насчтитывалось сто восемьдесят сабель. Теперь же по списку сто шесть. И то, пожалуй, с десяток придется оставить тут, в лазарете. Лошадей ремонтных нет, так что, да, оставить с десяток людей придется… – Он задумался над своими, почти хозяйственными делами, которые одолевают всякого командира на переформировании.

А вновьприбывший Табунов как ждал, что Рыжов об этом подумает, и заговорил негромко, хотя его голос все-равно заполнил всю комнату:

– Значит, вас привели сюда пополнение подкинуть?

– Точно так. Давно пора, – Рыжов чего-то подобного ожидал, – мы же с месяц по степи мотались, овса и того не стало.

Дверь хлопнула, вошел Шепотинник, волок перед собой солдатский закоптелый чайник, от которого валил на холоде пар. Две кружки нес в другой руке.

– Чай я нашел только липовый, прям в чайник его набил, может, тебе не подойдет, товарищ комиссар, а мы – люди и не к такому привычные. Если что, – от поставил все хозяйство на стол, отступил на шаг, – прошу прощенья.

– Все так, Шепотинник, – сказал Рыжов ровно, – можешь идти.

– Славный у вас ординарец, – заметил Табунов.

– У меня нет ординарца, по чину не положено, – сказал Рыжов, вслед за гостем наливая себе липового чаю, который почему-то отчетливо дышал крапивой, – и по революционной практике. Он просто так, самочинно как-то…

– Звания у нас в Красной армии, а не чины, – заметил Табунов. Отхлебнул, обжегся, но не расстроился, и принялся расстегивать шинель. Осмотрелся уже по-хозяйски, словно решил именно тут, на пару с Рыжовым остановиться. Скорее всего, так и было.