Дэн Симмонс - Костры Эдема

Трамбо кивнул, думая, что еще может вырвать у женщины пистолет Только зачем? Пусть все идет как идет. В конце концов, эта смерть ничуть не хуже, чем любая другая. Он только жалел, что не довел до конца сделку с Сато.

Духи продолжали заниматься своими делами. Все они, мужчины, женщины и дети, были голыми.

«Если это загробная жизнь, я пас, – подумал Трамбо. – Похоже на нудистский пляж в Филадельфии».

– Вот! – прошептала Корди.

Тут же Трамбо увидел, что она имела в виду, – небольшую пещеру, в которой стояли несколько духов, отличавшихся от остальных. Потом он разглядел их получше. Диллон, Фредриксон и его охранник Бриггс играли в карты с тремя толстыми мужчинами, которые явно были торговцами автомобилями из Нью-Джерси. У одного из них не было руки. Семья туристов ела невидимую пищу за невидимым столом. Санни Такахаси, присев на камень, считал невидимые деньги, а бывший астроном Мауна-Пеле читал невидимый журнал.

Дух Элинор Перри стоял отдельно, вглядываясь вдаль, как будто отыскивал выход.

– Нелл, – прошептала Корди и шагнула вперед.

Меньше чем через минуту дух Элинор всосался в бутылку.

– Дотроньтесь до других, – шепотом велела Корди, – и они пойдут за вами. Того, кого хотите вывести, посадите вот сюда.

Она протянула ему бутылку.

Трамбо заколебался. Бриггс и Фредриксон служили ему на совесть. Диллона не убили, только похитили у него душу. Жаль было и астронома, и других. Но возвращение Санни Такахаси сулило ему деньги.

Взяв бутылку, Трамбо запихнул в нее дух Санни. Это оказалось не так трудно, но в последнюю секунду туда же юркнул бородатый дух Диллона.

– Смотри. – Трамбо пожал плечами. – Если там есть место, я буду рад.

Место нашлось. Трамбо заткнул бутылку пробкой.

– Пора уматывать, – сказал он.

Корди кивнула. Они повернулись и замерли – дорогу им преграждал сам Камапуа.

23 июня 1866 г., на борту «Бумеранга»

Я читаю свои взволнованные записи, сделанные меньше чем неделю назад, и не могу поверить, что это я их написала. Кажется, это было в другой жизни.

Сейчас я плыву в Лахаину, где намереваюсь неделю отдохнуть у своих друзей, а потом отправиться в Гонолулу, где мне уже заказан билет на пароход «Коста-Рика». Мистер Клеменс и преподобный Хеймарк отплыли в Гонолулу вчера на каботажном судне «Килауэа» – преподобный отправился в свою миссию на Оаху, а корреспондент держал путь в Калифорнию.

За те дни, что прошли после чудесного спасения нашего преподобного друга, память моя ослабла. Я не могу вспомнить многих деталей, описанных в дневнике. Помню, как мы прибыли в Кану. Помню, как два дня назад мистер Клеменс сделал мне предложение. Помню, как я ему отказала.

Моему другу было больно, и это заставило меня страдать. Помню, как сняла перчатку и ласково погладила его по щеке.

– Это окончательный отказ, мисс Стюарт? – спросил он.

– Сэм, – я единственный раз назвала его по имени, – мой отказ не означает, что я не хочу выйти за вас замуж: или что я не люблю вас… просто я не могу стать вашей женой.

Я увидела удивление на его лице.

– Когда старуха коснулась меня, – начала я объяснять то, что объяснить не могла, – я почувствовала что-то… свою судьбу. Я должна путешествовать, и писать, и утвердить в жизни свое имя, каким бы скромным оно ни было… вместо того чтобы называться миссис Клеменс, – я улыбнулась, – или даже миссис Марк Твен.

Мой друг не улыбнулся мне в ответ.

– Не понимаю, – грустно сказал он. – Я тоже хочу путешествовать и писать. Я уже предложил своей газете совершить кругосветное путешествие и посылать им отовсюду такие же корреспонденции, как с Сандвичевых островов. Почему бы нам не заниматься этим вместе?

Я только вздохнула. Как объяснить моему непонятливому другу, что он мужчина, а я женщина и, значит, наши пути расходятся?

Но в эту минуту я хотела быть с ним! С моим храбрым товарищем. С моим любимым.

– Я буду любить вас вечно, – тихо сказал он, когда заходящее солнце обагрило полоску неба на горизонте. – Я никогда не женюсь на другой женщине.

Я опять погладила его по щеке. Я знала, что судьба, предсказанная им для себя, будет моей, в то время как он очень скоро изменит свое решение.

Я обнаружила, что не могу описать ни радость преподобного Хеймарка, когда он осознал, что жив, ни изумление жителей Коны, не чаявших увидеть нас живыми. По молчаливому соглашению мы никому не рассказывали о том, что пережили, – на Гавайях еще нет сумасшедшего дома, но достаточно уединенных мест, куда отправили бы нас, если бы мы заговорили о Пеле или о царстве Милу.