Лис Арден - Мастер теней

Из глубины стекла на них смотрел изящный юноша с иссиня-черными, длинными волосами и красивым лицом злой девочки; на нем был серебристый камзол, длинный белый плащ, а в руке он держал небольшой серебряный жезл, украшенный живыми алмазами (то есть теми, что не уснули в утробе недр, а сохранили голос и помнят свои песенки).

— Мастер Сновидений насылает злые, обидные, страшные сны, своими бесплотными ужасами он может довести человека до помешательства… Или пришлет сон-обманку — по всем признакам вещий, а на деле — сущее надувательство… А вот это — Мастер Мести. Ну конечно она — женщина, разве может мужская мстительность равняться с дамской?! И в подметки не годится!..

У Мастера Мести были огненно-рыжие, буйно вьющиеся волосы, сверкающие зеленые глаза и упрямо сжатый рот; на фоне ее травянисто-зеленого платья выделялся золотой пояс, лежащий на бедрах, к нему был прикреплен (безо всяких ножен) кинжал — искусной работы, блистающий драгоценной рукоятью и с лезвием, покрытым пятнами засохшей крови.

— Огневица — ее, кстати, привела Ата, она же ее и учила — помогает людям вкусить сладчайшего плода мести. У кого-то он вызывает оскомину, у кого-то отравление… Мастер Предательства, любимица Лилиты. Хороша, правда?

В зеркале снова появилась женщина — высокая, гибкая, с длиннющими золотисто-зеленоватыми косами и почти идеально прекрасным ликом античной статуи, который оживляли глаза хищной птицы. На ее полуобнаженной груди лежало дивное ожерелье, похожее на россыпь разноцветных росинок, перевитых серебристыми паутинками.

— Хороша… даже чересчур. Истинная дьяволица, если вы понимаете, что я хочу сказать, — и собеседники, переглянувшись, засмеялись, — ожерелье, разумеется, не простое?

— Еще какое не простое. Материалом для него послужили все известные мне яды — в закристаллизированном виде — и волосы сильфиды. Ее прозвище — Отрава… ей нравится.

В это время в зеркале появился новый персонаж: мужчина уже весьма почтенных лет, впрочем, никак не подпадающий под определение «старый». Он был красив — синие, веселые глаза на бронзовом лице, короткая бородка, белоснежные волосы, широкая, белозубая улыбка и золотое кольцо в левом ухе. Одет он был в черные шелковые рубаху и штаны, высокие сапоги серой замши, на поясе — ярко-алый шарф; в правой руке он держал небольшой хрустальный шар, в глубине которого словно плясал рой светлячков.

— Это — Мастер Соблазна, он же Искуситель. Он как никто умеет найти слабое место в том невообразимом пантеоне желаний, который сопровождает человека от рождения до смерти. О, он знает, что показать в своем хрустальном шаре, чтобы возжелавший сделал первый шаг в бездну. Сделать явным еще не осознаваемое желание, превратить слабое хотение в яростную жажду, представить доступное как запретное и тем самым извратить путь достижения — в этом ему нет равных. Я думаю, вам придется часто работать вместе. А вот это твой шестой товарищ по цеху. Присмотрись сейчас поподробнее, чтобы потом, при встрече, не вздрагивать и не таращиться.

… А было от чего и то, и другое проделать, а если кто нервами слаб — так и чувств лишиться. Представший в зеркале был одет в простую черную сутану, делавшую его фигуру еще более высокой и угловатой; он опирался на массивный черный посох, покрытый резьбой, сюжеты которой составляли всевозможные виды и способы пыток. Его абсолютно лысую голову украшала татуировка, начинавшаяся на шее: две змеи, вползающие со спины, обвивающиеся вокруг головы и оскалившие свои пасти на висках (когда Мастер говорил или, что еще ужаснее, улыбался, то казалось, что змеи неистово кусают его). Глаза Мастера были обведены темными кругами бессонницы, их отличало отсутствие ресниц и вертикальные зрачки; рот его, почти безгубый, скрывал за собой ряд острых, игольчатых зубов и длинный черный язык.

— …Мастер Безумия, находка Аваддона. Работа над ним была тяжкой, мы думали, что он не выживет. Видишь ли, ученик, все вы, мои Мастера, прежде чем приступить к исполнению своего предназначения, прошли ритуал расчеловечивания; так вот, ему пришлось солонее всех вас, вместе взятых. Его предназначение столь ужасно, что нам пришлось забрать у него почти все, чем наделил его Всевышний, даже его разум мы переделали на собственный, дьявольский лад. Ему не ведом страх, он не знает жалости, и ничего не помнит. Мы не тронули только чувство долга — оно и раньше было в нем сильнее всех прочих. Кстати, обиходного прозвища у него нет.