Майкл Грей: Комната ужасов

Джейми вспомнил, как однажды вытаскивал изо рта хрящ. Давно, еще голос не ломался. Он помнил до сих пор свою растерянность: эту гадость словно привязали тогда к нижней губе бесконечно растягивающейся слюнявой ниткой, которая никогда не порвется. Теперь он чувствовал себя этим хрящом. Отвратную мокрую струну натягивали, вытягивали из его мозга невидимым ртом. Чьим ртом?

Послышались тяжелые звуки шагов спускающейся по лестнице миссис Хармон и бодрый звон каблучков Харвест. Затем радостные возгласы девушки:

– Наконец-то! Мы тут оголодали совсем! Где жратва? Джейми прошел вслед за Роном в прихожую и увидел, как Харвест освободила мистера Брайера от распертых изнутри бумажных пакетов. Миссис Хармон задержалась на лестнице, заглядывая вниз. Лицо у нее было сморщенное, как обычно, однако пристальный наблюдатель обнаружил бы в расположении локтей и плеч признаки некоторого расслабления, облегчения. – Шампанское, – восхитилась Харвест. – Шампанское с гамбургерами! Какой удивительный декаданс! Тоненькая девушка приняла из рук отца позвякивающую сумку, и тут миссис Хармон точно выросла на несколько дюймов:

– Напитки?! В Доме никогда не…

Ревекка Халифакс в это время пятилась через входную дверь в прихожую, обнимая две охапки цветок хризантем и ярко-желтых роз.

– Цветы, – выдавила домоправительница через решетку своих зубов – Существуют правила, вы же знаете! Строгие!

– Существовали правила, миссис Хармон, – прервал ее мистер Брайер. – Существовали. Все течет, все меняется, как известно. Неужели вы не любите цветы, миссис Хармон?

– Когда они на своем месте, мистер Брайер.

– И где это место, миссис Хармон?

Не здесь. И потом, – она долго подыскивала слова, – они высасывают воздух. А обрезать цветы внутри дома, – это впускать смерть, это уж точно. У мистера Брайера отвисла челюсть.

– Нам нравятся цветы, миссис Хармон, – сказал он МЯГКО. Джейми подумалось, что вряд ли стоит вызывать на еще большую мягкость и сделал себе заметку. У экономки, видно, возникли сходные соображения. Она шмыгнула мимо новых хозяев, сорвала свою соломенную шляпу с вешалки и ушла. Дверь закрылась за ней, клацнув нарочито неторопливо, и этот звук был громче пощечины. – Не оставить ли цветы, Векки, на столе в холле? – предложил Брайер. – Перекусим сейчас, потом поищем для них вазу.

Баунти толкнула ногой Харвест и, многозначительно подняв бровь, шепнула:

– Векки.

Харвест улыбнулась.

Гамбургеры и коктейли были чуть теплыми. Впрочем, шампанское поправило дело. Когда вторая бутылка была прикончена, обе девушки уже открыто хихикали каждый раз, когда Ревекку называли Векки, а Роберта Бобом.

– Знаете, – Боб откинулся на деревянном стуле и поднял стакан к свету, наблюдая, как лопаются пузырьки, – как это ни смешно звучит, я действительно рад, что уже дома.

– И не говори, – вставила Векки, – чудеса. Мы здесь были-то от силы час, а как уехали, ну, за покупками, – девочки опять толкнули друг друга, – такое чувство, будто… Словно ты в отпуске уже давно и тянет домой.

Джейми не покидал дома с тех пор, как попал в него, но то, что имела в виду мать, понял прекрасно. Только что-то не по себе ему стало от этого.

– Мы тут побеседовали с Вуди, – сказал он.

– Да-а? Тот еще тип, – заметил Боб.

– Рон с ним, похоже, поладил. Насчет себя – не скажу. Голос смешной у него.

– Чем это? – спросила Харвест.

– Не знаю. Что-то такое… Как если проиграть этот голос на магнитофоне, получится молитва Господу, а если задом наперед – то Дьяволу.

– Это оттого, что он. – Векки заколебалась, – не вполне привлекательный.

– Милая миссис Халифакс, – прервала ее Баунти, – то есть Векки! Да он потрясающий урод! А морщины? Видели? Черные! Да там грязь в глубине! Столетняя грязь! Провалиться мне, если он мылся хоть раз с тех времен, когда был грудным младенцем. Если он когда-то был им. Его просто выкопали и даже не промыли как следует!

– Так, довольно! – Боб Брайер постучал вилкой по пустому стакану. – Человек все-таки работает с землей. Надо уметь быть снисходительными, хоть иногда. И вообще, спать пора. Завтра трудный день. Будем сокровища искать. Эфраим оставил нам с Векки «все содержащееся, явное и сокрытое», так? Короче. Мы в середине дня пойдем к юристам за нашими пятью тысячами и копией описи. Н-да. Старикан, Эфраим в смысле, был слегка, э-э. эксцентричен.

– Чокнутый, – прервала его старшая дочь.

Боб нахмурился. «Сокрытое», похоже, здесь ключевое слово. Вот пусть ваше подсознание и поработает в течение ночи. Что сокрыто и где сокрыто.