— Зойка… А может, он правда, никаких видов на меня не имеет. Ты что, на каждого встречного поперечного смотришь как на свою потенциальную жертву? — не выдержала Карина, — И, вообще, я сейчас не слишком подходящий объект для домогательств.
— Ладно тебе. Остынь. Не все коты мартовские. Угу. Бывают еще и кастрированные.
— Зоя! Я серьезно, а ты… Дело сейчас не в Нике. Мы с ним дружим уже сто лет, и я не разу даже неприличной шуточки от него в мой адрес не слыщала. Я тебе говорю о картине. Когда ты сможешь приехать, посмотреть ее?
— Когда тебе будет угодно, — отставляя почти пустую кружку, зажевала отвар Зоя булочкой, — Ты же знаешь, я всегда свободна для новых впечатлений. Только мне не понятно, неужели ты из-за такой ерунды приехала сюда по такой скверной погоде? Учитывая, что последний раз я видела тебя на улице месяц назад, это не просто картина. Это должно быть что-то или очень красивое, что тебе самой нравиться до обморока. Либо… что-то с тобой не так, и ты решила поговорить со мной в более комфортной обстановке. Ну?
— Ни то, ни другое. Мне просто надо знать твое мнение о моей работе, не более того. Просто у нас с Ником мнения разошлись, вот я и хочу проверить, кто из нас прав. Пока ничего подробнее пояснять не буду, и не проси. Иначе честного судейства просто не выйдет.
— Значит, я буду судьей? Отлично. Парикмахером я была, в школе преподавала, в дворниках неделю проходила. А вот судьей никогда быть не доводилось. Думаю, стоит попробовать.
— Вот и отлично, — улыбнулась Карина, — Тогда жду тебя завтра, примерно к часу дня. Согласна?
— Так точно, — Зоя не менее бодро проводила гостью, чем встретила. Художница не просто смогла заинтриговать ее. Теперь той оставалось лишь строить догадки, да дожидаться завтрашнего дня, включив все свои телевизоры.
Карина покинула квартиру Зои не то чтобы с облегчением, скорее с чувством выполненного долга перед собой. Нет ничего страшнее ожидания, тем более, когда еще не известно, собственно, чего именно надо ожидать. Девушка попыталась сосредоточиться на облупленной стене подъезда, словно ища в ней что-то необыкновенное, словно в далекой полоске туманного горизонта или в игре лучей на чьем-то лице. Ей совершенно не хотелось сейчас думать о картине, о волке, о завтрашнем приеме у Никиты дома. Карина молча осматривала каждый сантиметр голубых перил, следила глазами за трещинками на разбитом стекле, от которого осталась лишь треть. Отсутствующие две трети местные жильцы неумело, зато крепко заделали громадным куском фанеры, так что теперь пробираться вниз приходилось в полутьме даже в яркий солнечный день. Несколько живописно валяющихся окурков двухцветными трупиками сигарет разлагались пеплом перед мусоропроводом. В общем, подъезд, в котором жила Зоя ничем не отличался от сотен таких же обшарпанных соседей, напоминающих пропоиц, из-за дружбы с бутылкой и жгучей к ней любви превратившихся в стариков раньше времени.
— Тетенька, — неожиданно кто-то дернул художницу за рукав, — Это не ваше?
Карина обернулась на звук мальчишеского голоса и едва не обмерла. Паренек едва доставал ей до плеча, толстовка с капюшоном висела на подростке мешком, штаны едва удерживала одинокая заклепка и потертый ремень. Чумазое лицо его «украшал» уже начинающий рассасываться, а потому окрашенные в зелено-желтые тона синяк. В руках он держал золотую цепочку с малюсенькой подвеской в виде подковки. Талисман на счастье нелепо сверкал всеми оттенками белого и желтого на вымазанной то ли сажей, то ли грязью ладошке.
— Кажется, у вас цепочка порвалась, и упала. Я хотел было вас догнать сразу, но вы уже в квартиру вошли.
— Ты… — Карина на мгновение замолкла, с жалостью пробегая от дырявых кроссовок к вихрастой макушке глазами, — Где живешь?
— Да тут, — бесхитростно махнул мальчишка куда-то в сторону гаражей, установленных во дворе дома, — в сарае. Но это пока, потом я денег накоплю и обязательно себе дом куплю. А зачем вы спрашиваете?
В голубых глазах оборванца мелькнуло недоверие. Он был еще слишком молод, чтобы окончательно зачерстветь душой. Слишком мал, чтобы оставить глупые мечты. Но слишком беден, чтобы не смотреть сейчас на Карину глазами загнанной в угол крысы, пойманной на воровстве сыра и готовой броситься на не вовремя подоспевшего кота, у которого в миске есть сметана, а в поилке — сливочки. Художница почувствовала себя так противно, как никогда раньше. Ей стало стыдно за себя, за то, как она богато одета, что она сыта, что у нее есть крыша над головой. Не какая-нибудь протекающая дощатая, а черепичная, в красивом двухэтажном доме. Она сейчас же опустила взгляд, пробормотав:
Читать дальше