Александра Сашнева - Тайные знаки

Однако, станция метро показалась Коше удивительно знакомой. Хотя она точно там не была. Может быть, они проезжали там с Жаком?

«… вот это пятно — та девушка, — сказал полицейский. — К сожалению пленка недостаточно чувствительна, чтобы разобрать детали.» Появился диктор и равнодушно добавил, что снимки полицейского сейчас исследуют и от этого зависит чем будут считать сообщение лейтенанта — галлюцинацией или научным фактом.

— Сошли с ума! — буркнул Лео. — Все сошли с ума, Марго! Я знаю, ты стоишь в коидоре. Пожалуйста, замажь мне царапины кремом.

И тут зазвонил телефон.

Катька подняла телефонную трубку и спросонья недовольно промычала:

— Ну! Слушаю!

В трубке раздался нервный хохоток и трубный голос Кабана объявил:

— Это Нарышкин! Привет!

— Ну! — недовольно протянула Катька. — Что случилось!

— Артистка Стрельцова? Хочешь во Францию? — прогудел Нарышкин-Кабан и по-дурацки хихикнул — Нарышкин! Маму трамвая кунэм! — выругалась Катька на интернациональном языке музыкальной тусы. — Дурацкие у тебя шутки! Я только с работы час назад! Позвони попозже! Вы что, бухаете там?

— Да нет! Я серьезно! Паспорт у тебя есть? Иностранный?

— Ну есть! — уже не так сердито ответила Катька и приподнялась.

— Тогда привози мне его сегодня в офис. Поедешь через неделю в Париж. Ты бэком петь умеешь? Или только соло?

— Да хоть боком! Как скажут! — ухмыльнулась Катька и свесила ноги на холодный пол. — Но ты меня не разводишь? Точно?

— Возьмешь у меня слова и кассету. Жду тебя в три часа, — Нарышкин перестал хихикать и бросил свои дурацкие ужимки.

— Ага!

— С паспортом! — повторил на всякий случай Кабан.

— А что делать-то? — спросила нервно Стрельцова, но Нарышкин уже бросил трубку.

И хотя до назначенного времени было еще достаточно, возбуждение от представившейся перспективы подняло Катьку на ноги.

В три часа Нарышкин, как штык, торчал в офисном подвале. Забрал у Катьки паспорт и выдал кассету.

— Учи! Тут немного! — сказал он. — Всего пятнадцать треков. За неделю выучишь! Слов почти нет. Все на «А-а-а». Ну иногда припевчик. Но тоже немного. Справишься.

— За неделю?!

— Ничего-ничего! — сказал Кабан и повернувшись к двум тощим отморозкам представил их. — Это клавишник Митя, Валентин — солист. У него еще есть ник Бамбук. Слушайся. Они тебя всему научат. Группа называется «Палисадник». Так что вы теперь все в палисаднике. А я — директор. Садовник.

— Привет! — Бамбук небрежно помахал ручкой, окатив Катьку таким взглядом, что она почувствовала себя априори дуаном. Клавишник Митя посмотрел на Катьку испытующе, и она поняла, что мучить ее будет он, а этот макарон с оранжевыми космами будет парить мозги, опаздывать и бухать. Но, наверное, он где-то взял денег, поэтому ему это можно. Чем он их взял — никого не…

— Кэт, — представилась Стрельцова. — А мы что? Втроем будем?

— Нет. Завтра будут остальные. Два танцора, гитараст и басюк. Ха-ха! — Кабан снова по-идиотски заржал.

«И чего он ржет все время?» — подумала Катька.

— Поставь послушать! — мрачно сказала она. — Может теситура не моя, другую будешь искать!

— Да твоя там теситура! Теситура-дура! — поморщился Кабан и добавил. — Повезло тебе! Репеич хотел какую-то свою девку сунуть, но она не потянула. Так что давай! Родина тебе доверяет!

— Блин! Нарышкин! — поморщилась Катька. — Родину отменили в девяносто первом! Забудь! А кто с нами поедет? Ты?!

— Да конечно! Поедет Репеич. Я недостоин пока. Я еще сперматазоид. А он уже оплодотворенная яйцеклетка. Так что поедете с Репеичем.

— А это кто, Репеич?

— Ну такой. Лысенький, коренастый. Да видела ты его сто раз.

— С рыжиной?

— Да не! Ну такой. Да он все время с музыкальным театром ездит.

— А! Так это «Гочподи»? — воскликнула Стрельцова. — Фу ты! Что ж ты мне рассказываешь, какой Гочподи? А то я Гочподи не знаю?

Нарышкин беззвучно засмеялся.

— Ну он. Он! — простонал администратор сквозь смех. — «Гочподи»! Надо же придумали!

На глазах Кабана заблестели слезы.

— А почему Рпеич-то? — спросила Катька.

— А вот достебется до тебя — узнаешь. — Кабан ткнул пальцем в скрипучую кнопку японской мыльницы. Магнитофон захрипел, и густой баритон выдал, кося под анекдотического эстонца или финна:

— Песня про ч`айку! Музы-ы-ы-ы-к-к-а Раймонда Паулюса… ха-ха! У меня на жопе двадцать пять прыщей, у меня неправильный обмен вещей…