Александр Щёголев - Река

Оторванная вместе с ножом.

Пальцы, сведенные судорогой, держали рукоять крепко, потому кисть и не падала.

Главарь маленькой банды, возомнивший себя героем, потрясенно смотрел то на свою изувеченную руку, то на отделенную от нее часть… Осел на колени. Задрал левой рукой одну из штанин и отодрал прикрученный к лодыжке ПСМ. Все-таки было при нем настоящее оружие, не мог он иначе. Держал «на крайняк». «Генеральский пистолет», маленький, но злой, стреляющий почти бесшумно… Герой зубами передернул затвор и прохрипел:

— Я тебя урою, тварь…

И опять что-то случилось. Мелькнуло и пропало. «Командор» отчаянно завопил — захлебнулся собственным воплем и умолк, повалившись на бок…

…Стояла дивная, роскошная тишина. Воздух был свеж и спокоен.

Избитые бойцы приходили в себя.

Пистолет лежал рядом с командором: выпал из лишенных жизни пальцев. Оно и немудрено, ведь кусок его левой руки валялся здесь же. Кисть вместе с предплечьем — отдельно от всего остального. Таким образом, мерзавцу оборвали еще и вторую руку, на этот раз в локтевом суставе.

Выдернули, как у куклы. Легко.

— Призрак… исчез… — всхлипнул Пендаль.

— Делаем ноги! — скомандовал Вовыч. — На катер!

— Командора берем? Не жилец он…

Двое с сомнением посмотрели на третьего. Тот зашевелился.

— Козлы… — прошептал главарь. — Нож в брюхе не трогайте… Убери граблю! — закричал он на Пендаля и закашлялся. — Пусть будет в ране… И жгуты наложите, чего ждете? Смерти моей ждете?

Какими силами он держался — только ему известно. Мужественный человек.

В качестве жгута использовали резинку из штанов, снятых с раненого и с Пендаля. До штанов ли, когда на кону стоит жизнь? Яркие семейные трусы (в цветочек и в горошек) оживили скучный серый пляж.

Когда раненого поднимали, он вдруг заволновался:

— И руку, руку мою подберите…

— Зачем, командор?

— Подбери, я сказал!!!

Он был на грани истерики. А может, за этой гранью. Остаток одной его конечности так и висел на рукоятке ножа; второй фрагмент Вовыч послушно поднял и сунул в карман своей куртки. Суставом вниз. Из кармана торчала белая пятерня.

Пистолет оставили — попросту забыли.

А потом двое тащили третьего, держа его под мышки. Тот был уже без сознания. Сверкали голые ляжки, ноги волочились по земле. Кровь, несмотря на жгуты, сочилась из поврежденных сосудов, как из прохудившегося бурдюка с вином. Укороченные руки были украшены кровавой бахромой, свисавшей из ран.

На пристани командора уронили. И вообще, упали все трое. Лежали пару секунд, портя воздух матерщиной и стонами. Командор ненадолго вышел из шока:

— Козлы… Руку не потеряйте… может, пришьют… я слышал, пришивают… если вовремя…

Наконец бандиты залезли на катер и втащили своего вождя. Завели двигатель. В спешке отчалили.

Пусть их был недолог и печален.

Именно в тот момент, когда темная посудина (сигнальные огни выключены) огибала скалу, сверху на нее обрушилась каменная глыба. Это оказался кусок статуи, веками валявшийся на вершине; а именно — отколовшаяся голова Покорителя Красоты. Случайность? Нет, невозможно поверить в подобные совпадения… С другой стороны, кому под силу столкнуть этакую махину? И не просто столкнуть, а швырнуть, да еще прицельно!

Любовь позволяет творить настоящие чудеса, говорил когда-то ученик феи. А ненависть?

Смачный всплеск потряс реку. Вот это был плюх! Это был супер-плюх! Зеркало реки рассыпалось тысячами сверкающих осколков… Снаряд попал в надстройку, пробил насквозь каюту и дюралевый корпус. Судно треснуло и сложилось, как книжка: нос и корма встали вертикально, выставив напоказ грязное днище.

Некто, очень похожий на человека, стоял на краю скалы, отряхивая рубаху…

Катер затонул в несколько секунд.

Никто не выплыл.

Мастер подплыл к скале на лодке: по-другому сюда было не добраться.

Вокруг — пусто. Неподвижная, словно застывшая вода. Сосны на далеких берегах. И суровый каменный богатырь, надзирающий за окрестностями.

Сколько же лет прошло, подумал мастер. Трудно подсчитать…

Жизнь не сложилась. Нигде не осел, ничего боле не создал: мотался по миру, меняя талант на хлеб, целиком занятый телесными заботами. Хорошие ремесленники везде нужны, а вот мастера… Он запрокинул голову, пытаясь поймать взгляд гранитных глаз.

Лишь Ты у меня остался. Никого, кроме Тебя.

Он полез наверх, подгоняемый нетерпением. Старику такие забавы не под силу, однако сегодня был не тот день, когда можно сомневаться и жалеть себя. Сегодня — день прощания… А ведь я и вправду старик, думал он. Куда все утекло? Как же быстро твое течение, река… Ненавижу воду… Он полз, терзаемый одышкой, потому что назад пути не было.