Линкольн Чайлд - Книга мертвых

Фекто и его напарник Бенджи Дойл бесшумно стояли у двери, ожидая, когда Барабанщик опять возьмется за свое. Сейчас он сделал перерыв – всего на несколько минут, как всегда, когда в соседнюю камеру приводили нового заключенного. Но пауза никогда не длилась долго.

И вот, как по расписанию, из сорок пятой одиночной послышалось тихое шарканье, следом – чмоканье и негромкое постукивание пальцами по металлической спинке кровати. Еще немного шарканья, отрывистое бормотание – и, наконец, барабанная дробь. Вначале она была довольно медленной, потом стала быстро ускоряться, после чего стаккато прервали синкопированные рифы, сопровождаемые опять-таки чмоканьем и шарканьем, – непрекращающийся звуковой поток, проявление неиссякаемой гиперактивности.

Лицо Фекто расплылось в улыбке, взгляд его встретился со взглядом Дойла.

Барабанщик был идеальным заключенным. Он никогда не кричал и не выбрасывал еду из миски. Никогда не ругался и не угрожал надсмотрщикам. В его камере всегда царил порядок, он охотно стригся и следил за чистотой тела. Но у него было две особенности, из-за которых он и содержался в одиночном заключении: он почти никогда не спал, а в часы бодрствования барабанил. Он не делал это громко или вызывающе. Просто не замечал ничего вокруг, в том числе и угроз с проклятиями в свой адрес. Он вообще, казалось, не подозревал о существовании внешнего мира и продолжал барабанить – не делая никаких исключений, ничем не выражая недовольства или обеспокоенности, очень сосредоточенно. Как ни странно, именно приглушенность издаваемых им звуков больше всего действовала на нервы – это была своего рода китайская пытка для уха.

Когда Фето и Дойл получили приказ перевести заключенного А в одиночную камеру, им было велено забрать у него все принадлежавшие ему вещи, особенно, как подчеркнул начальник тюрьмы, письменные принадлежности. Они отобрали все: книги, рисунки, фотографии, журналы, блокноты, ручки и чернила. Заключенному ничего не оставалось, кроме как слушать Барабанщика.

Ба-да-ба-да-дитти-дитти-боп-хуп-хуп-хуппа-хуппа-би-боп-би-боп-дитти-дитти-дитти-бум! Дитти-бум! Дитти-бум! Дитти-бада-бум-бада-бум-ба-ба-ба-бум! Ба-да-ба-да-поп! Ба-поп! Ба-поп! Дитти-дитти-дэтти-шарк-шарк-дитти-да-да-да-дит! Дитти-шарк-стук-шарк-стук-да-да-дададада-поп! Дит-дитти-дитти-дитти-дэп! Дит-дитти…

Фекто решил, что с него хватит – пробрало до самых костей. Кивком он указал Дойлу на выход, и они быстро пошли по коридору, оставляя позади звуки, производимые Барабанщиком.

– Думаю, больше недели он не протянет, – сказал Фекто.

– Неделю? – Дойл усмехнулся. – Да этот несчастный ублюдок не продержится и двадцати четырех часов!

Плотно прижавшись к земле, лейтенант Винсент д’Агоста, лежал на вершине высокого холма, возвышающегося над исправительным учреждением в Херкморе, штат Нью-Йорк. Моросил мелкий холодный дождь. Рядом с д’Агостой виднелся темный силуэт человека по фамилии Проктор. Наступила полночь. Огромная тюрьма раскинулась прямо под ними, в неглубокой долине. Ярко освещенная желтыми фонарями, она являла собой странное сюрреалистическое зрелище, напоминая гигантский нефтеочистительный завод.

Д’Агоста поднял цифровой бинокль и еще раз как следует изучил общую планировку тюрьмы. Херкморское исправительное учреждение занимало площадь по меньшей мере в двадцать акров и состояло из трех низких и очень длинных бетонных зданий, расположенных в форме перевернутой буквы П. Их окружали асфальтированные прогулочные дворики, сторожевые вышки, обнесенные забором служебные территории и помещения охраны. Д’Агоста знал, что первое здание называлось Федеральным подразделением максимальной безопасности и было заполнено самыми закоренелыми преступниками, которых только порождала современная Америка, – и это, мрачно подумал д’Агоста, еще мягко сказано. Второе, гораздо меньшее по размеру, официально именовалось Федеральным учреждением содержания преступников, в отношении которых вынесен смертный приговор. Смертная казнь в штате Нью-Йорк была отменена, однако существовало еще федеральное законодательство, поэтому в корпусе содержались те немногие, кто был осужден федеральными судами.

Третье здание также имело название, которое мог изобрести только тюремный бюрократ: Федеральное учреждение досудебного содержания особо опасных и склонных к побегу заключенных. В нем дожидались суда те, кого обвиняли в наиболее тяжких преступлениях и кому было отказано в освобождении под залог, поскольку считалось, что они обязательно ударятся в бега: наркобароны, террористы, серийные убийцы, действовавшие на территории нескольких штатов, и лица, обвиняемые в убийстве федеральных агентов. На херкморском жаргоне это место называлось «Черная дыра».