Мария Барышева - Мутные воды дельты

— Щуку выбрось сразу! — говорит он, искоса поглядывая на арбуз. — Щука на людей не нападает. А вот сомы-сомищи человечинкой баловались, это факт. Но это большие сомы, старики, которым лет, значит, по шестьдесят и боле. Они, если живется им хорошо, место чистое, сытое, здоровенные вымахивают, гиганты просто. Вот на Одере, реке такая на границе Польши и Германии, их много раньше было, гигантов таких. В прошлом веке там сома поймали — за четыреста килограмм тянул. Метров семь-восемь в длину. Представляешь себе?

Я представляю. Сом получается размером с нашу большую комнату, а его «улыбка», наверное, как раз с ванну. Жутко даже представить, что где-то может жить такое чудовище. Дядя Артем, глядя на мое изменившееся лицо, ухмыляется.

— Не боись, у нас, на нижней Волге, таких сомов нет. Говорили, конечно, что вроде вылавливали и на двести пятьдесят килограмм, но, должно, сказки это — знаешь, как говорится, «рыбацкая правда». А так, ну, что… с лодку-резинку — видал, сам лавливал. Сильный был, зараза, усищи вот такие, — дядя Артем с гордостью разводит руки, и если им верить, то усы у сома ничуть не короче его самого. — Чуть не потопил меня — плесом как дал по лодке — чудом на воде удержалась. Да-а-а, — тянет он, — был бы тут такой сом, я бы его поймал, обязательно поймал. Они, сомы, очень лягушек любят. Они им все равно, что тебе мороженое или арбуз. И к кваканью очень чувствительные. На звук идут, значит… Да-а-а.

Его взгляд становится мечтательным, наверное мысленно дядя Артем уже видит, как бы он ловил такого вот огромного сома. Да, наверное это действительно здорово, но если случайно свалишься туда, к нему в воду… Семиметровый сом… да даже трехметровый — увидь я рядом с собой в воде такого, я бы, наверное, умер от страха. Я хорошо знаю предел своей храбрости.

— Дядь Артем! — пытаюсь я вырвать его из мечтаний. — Так где такие большие сомы водятся?

— Я ж тебе сказал — в Одере, в Дунае еще, в Днестре, в Днепре.

— А у нас точно нет?

Он неопределенно пожимает плечами.

— Да откуда?!

— А в заповеднике мог такой вырасти?

— Хм, — дядя Артем задумывается. — Да нет, вряд ли. Можно, значит, конечно, предположить, — он грозит мне пальцем, — только предположить, что рос там такой сом, жил привольно, а потом что-то случилось — может, разлив, может потревожили его. Он и ушел. А сомы, как правило, вверх по реке идут, так что он мог бы и у нас пройти, но, конечно, вряд ли бы задержался. Здесь движение, да и вода — сам видишь. А сомы, значит, — они чистую воду любят. Дождь особенно. И они… это… лентяи большие. Домоседы. Больше сидят в яме своей на дне где-то.

Я раздумываю над его словами. Дядя Артем наклоняется и трогает ладонью арбуз. На его лице отражается недовольство.

— А большие сомы, значит, человека могут съесть? Ну, те, которых у нас нет.

— Да, могут, бывало такое. Пасть-то у них — будь здоров, туда и я помещусь! — он смеется. — И телят хватали с воды, и детей, и женщин, значит, слышал, съедали. Вот насчет мужиков не знаю. Но сомы прожорливые, очень прожорливые. Они, значит, с поверхности что схватят, так на дно тянут. Утопят, а потом проглатывают целиком. Зубки-то у них так себе — мелкие, вроде короткой щетки — удержать ими можно, а вот разорвать на куски, значит, нет.

Я снова спрашиваю дядю Артема о ссадине на Сережкиной ноге. Мне интересно, мог ли такой след оставить схвативший его сом. Дядя Артем качает головой.

— След бы похож был. Но ты, Ленек, мысли эти глупые из башки своей выкинь. Нет у нас таких сомов, не-ту! — он снова дотрагивается до арбуза, потом шлепает его по полосатому боку, и арбуз отзывается — спело, упруго. — Товарищ твой, значит, утонул, и его течением по дну проволокло, а на дне барахла всякого знаешь сколько?! Там и зацепило его. Жутко, конечно, жутко. Жалко парня. Вечно же все чуть ли не на фарватер заплывал, вот и дозаплывался. А ты, Ленька, щучий ты сын, о соме забудь! Нет здесь таких! И никогда не было! Вот, значит, как.

Его голос звучит уверенно, но когда он слегка поворачивает голову, и блики с его очков исчезают, мне чудится, что у дяди Артема в глазах хитринка и опаска. Будто он боится, как бы у него чего не отняли. А еще у него в глазах азарт. Азарт рыбака. И в этот момент я думаю, что дядя Артем убеждает меня в том, чего сам не думает. Я этого не понимаю, прощаюсь с ним и ухожу растерянный.

Идя, я один раз оборачиваюсь. Дядя Артем сидит за столом задумчивый и совсем не торопится отнести арбуз домой в прохладную ванную, а в стеклах его очков снова сверкает солнце. Он вытаскивает новую папиросу и приминает ее пальцами. Я пожимаю плечами и отворачиваюсь.