Артем Тихомиров - Ожог

Максим молчал, пытаясь уложить всю новую информацию более-менее логичным образом. Значит, бабка Ксении вообще не из их рода, не из Авеличевых. Интересно получается.

— А как вы думаете, кто она была? Цыганка? Татарка? Мысли есть какие-нибудь?

— Нет, это ни одна народность, которая здесь на Урале живет. Нет — нечто иное. Нечеловеческое вообще.

— Почему вы так считаете?

Авеличев пожал плечами.

— Теща говорила. Она-то свою мать видела как-никак. Та будто пряталась за маской, за нормальным лицом, что ли. Очень редко что-то непонятное проявлялось. Мать Марины Федоровны была молчальницей, как повзрослела, вроде остепенилась и будто ушла в себя. И тоже…

— Что?

— Иногда говорила задом наперед. Или — тут, наверное, выдумала старуха перед смертью — на каком-то другом языке.

— Так кто она была? — настаивал Максим.

— Вы писатель, придумайте что-нибудь… Я бы больше определил, что она — не-человек. Подкидыш из лесу. А кто там обитает… поди разбери. -

Хозяин рассмеялся. — Вот так не повезло.

Максим задыхался — то ли от того, что было сильно накурено, то ли от страха. Снова возникло чувство, что за они в комнате не вдвоем.

Итак, Галина прожила здесь много лет, здесь же росла Ксения. Почему старик еще жив?..

Возникали тысячи предположений насчет матери Галины, самых фантастических. Подкидыш из леса. А кто там обитает…

Эльфы, что ли? Эльфы, согласно легендам, часто подбрасывают людям своих детей…

— Кровь подкидыша передалась моей теще, но в ней она спала. Марина Федоровна была нормальной женщиной, безо всяких там сдвигов, а вот дочь ее — другое дело. В ней, выходит, чужое проявилось сильней всего. То, что за ней ходило, уже пришло в наш мир на правах хозяина. — Авеличев стал шептать, потянулся вперед. — Смотрите… Что если оно хочет окончательно перейти черту? Оно стало сильным. Оно перескочило к моей жене и сделало ее такой. От этих стен и ото всех нас нечто отделяло несколько шажочков. Оно шарило тут своей ручищей, а сейчас… Если вы говорите, что умирают люди, то… Сила растет, понимаете. Галя передала это наследство Ксюхе, а все для чего?..

Максим с трудом выговорил. Глотка была сухая.

— Чтобы сделать последний шаг?

— Вот именно, товарищ писатель. Думайте.

Снегов сделал резкое движение.

— Постойте. Так… давайте не будем нагнетать…

Авеличев рассмеялся. Его голос стал на октаву выше. Писатель начал думать, что у старика едет крыша. Но что же здесь удивительного?

— Значит, вы думаете, что ваша жена передала это вашей дочери?

— Я уверен.

— Ладно. Пойдем дальше… Вы были в хороших отношениях с Ксенией?

— В хороших. Мы вместе… спасались от Галины, когда она становилась совсем чужая. Я…

Авеличев шумно вздохнул. Максим решил, что он старается не заплакать.

— А потом между вами все изменилось? Правда? Это написано в дневнике.

— Однажды я понял, что Ксения меняется. В одно утро, я увидел в ее лице отпечаток лица Галины. Словно моя жена в нее вселилась… Я перепугался.

Думал, что это у меня проблемы с головой, а потом это повторялось все чаще.

Ксения начала выключаться, точь-в-точь как было с ее матерью. Характер Ксюши испортился. Она стала меня ненавидеть. Мы жили как враги… Я боялся ее, да, боялся, что она спалит меня, как ту кошку… Целыми неделями после окончания школы у Ксюши это длилось… Я сообразился, что все началось сызнова…

— Кошку? Какую?

— Соседскую. С первого этажа. Рыжая тварь все шлялась по подъезду и орала ночами. Так Ксения ее однажды спалила и мне похвасталась… то есть, не она похвасталась, а то, что было в ней, эта мерзость. Я вышел в подъезд посмотреть… От кошки остался один пепел, небольшая кучка на втором этаже.

Ксения смеялась. Дух приобрел эту способность, так я думаю, потому, что стал ближе к нам. Я и сказал вам, что с людьми возгораний не было, все, что я знаю, это кошка…

— Ладно, хорошо. А как ваша дочь от вас ушла?

— Сказала, что я ей до смерти надоел, что я старый ублюдок. Почти так же говорила и жена когда-то, перед смертью. Я спросил, на что Ксюша жить будет, а она ответила, чтобы я катился ко всем чертям. Парень у нее был, деньги у него водились, и он ей снял квартиру.

— Почему ваша дочь покончила с собой?

Старик не сразу заговорил. Максиму показалось, что он нарочно выдерживает театральную паузу. Авеличев вынул платок, протер глаза.

— Ксюша мне иногда звонила, и мы разговаривали. Нормально разговаривали, без злобы. Но это было редко. Дочь сообщала мне, как там у нее с учебой. Бывало, извинялась. Я просил ее вернуться, а она отвечала, что не может…