Это сейчас, по прошествии нескольких недель, когда я вновь могу все взвешивать и анализировать, я не могу с уверенностью сказать, что стало причиной того, что зеркала закрыли для меня путь обратно. Грань миров, Саша, я сам… А может быть в том мире мой двойник просто попал под трамвай, и сейчас Тома как раз забирает его тело из морга, думая, что это я…
Но тогда… Тогда я не видел иной причины. Я думал, что все дело в Саше. В моей любви к ней!
Из-за нее этот мир стал для меня реальнее моего родного. Это ее я полюбил настолько, что засомневался в необходимости вернуться обратно! И бродя по опустевшей Молчановке я должен был взвесить все «за» и «против», все «Почему бы и нет» и «А на хрена», чтобы понять, стоит ли она того!
Я долго бродил по деревне… По деревне-призраку, лишенному души, коей являлись ее жители, люди. Время от времени мне на глаза попадались собаки и кошки, и я с невеселой улыбкой вспоминал, как когда-то в детстве меня тянуло погладить каждую встречную дворнягу. Сейчас, глядя в их одичавшие глаза, я лишь брался за приклад «Калаша», без которого ни я ни Саша вообще не выходили за дверь, и животные, будто поняв этот жест, уходили своей дорогой.
Для них призраком был я! Призраком былого царствования человека в этом мире…
Мимо некоторых домов трудно было пройти, не зажав нос. Там в стайках и просто во дворах лежали разлагающиеся трупы животных, умиравших от голода или жажды. У дичающих псов пока что было много еды — они служили своеобразными санитарами деревни, в противном случае вся Молчановка уже давно насквозь провоняла бы мертвечиной.
Они, и вездесущие вороны — вот кто теперь был хозяином этого мира…
Я не помню, сколько прошло времени, и не помню, во сколько я вернулся. За все время я ни разу не взглянул на часы. Но вернулся я посвежевшим и, как подметила Саша, тут же окружившая меня заботой и теплотой, даже повеселевшим.
— В твоем взгляде больше нет тоски… — осторожно заметила она.
— Ты уверена? — спросил я, — Вглядись получше!
— Точно нет…
Она улыбалась мне своей чистой и искренней улыбкой, и я почувствовал, что тоска действительно уходит. Что я могу жить в этом мире, и даже когда-нибудь смогу назвать его домом.
Тот вечер прошел как обычно — за домашними хлопотами, к которым я подключился с удвоенной энергией (так как теперь понимал, что следует готовиться не к месячному отдыху здесь, а к пожизненному заключению) и разговорами, в которым мы оба старательно обходили тему моего утреннего припадка. Да, где-то в моей душе осталась тоска, но она уходила все дальше и дальше, намереваясь исчезнуть совсем. И да, в Сашином взгляде все еще читалась боязнь за меня и настороженность, но и она, как мне показалось, уходила…
То-то и оно, что только показалось! И все могло бы быть хорошо и замечательно, если бы не Саша…
Когда я уснул она тихо, стараясь не шуметь, встала с постели и зажгла керосиновую лампу. Как она потом говорила мне, сначала у нее не было даже мысли о том, чтобы пытаться понять, что же произошло со мной — просто она не могла уснуть, и хотела немного посидеть при свете керосинки, почитать на ночь — благо, что во время последнего рейда в город мы под завязку забили джип книгами. Но потом идея пришла к ней как будто с потолка. Просто ни с того ни с сего Саша, вдруг, решила узнать, в чем причина моего утрешнего срыва.
К сожалению, она была далеко не глупой девушкой, и потому тут сложила два и два. Первое «два» — что-то вызвало мою истерику, и второе «два» — я, как безумный, бил зеркало до тех пор, пока не превратил его в горстку острых осколков, впивавшихся мне в руку при каждом ударе. Что у нас в итоге? «Зеркалофобия»…
Саша достала зеркало из своей косметички, также укомплектованной во время последнего рейда за продуктами и запчастями, и долго рассматривала его в тусклом свете керосинки. А потом, к сожалению, догадалась направить его на меня, и посмотреть на отражение…
Удивляет меня только то, что она не разбудила меня тут-же… Она никогда не сознается, но мне кажется, что Саша не сделала этого только потому, что боялась. И меня, и за меня… Боялась, что если она разбудит меня среди ночи вопросом: «Почему ты не отражаешься в зеркале?», то я вновь сорвусь, и не исключено, что вместе зеркала примусь крошить на мелкие кусочки ее саму.
И я ее понимаю… Всегда страшно видеть, как человек сходит с ума, как он теряет связь с реальностью, рвет ее, будто тоненькие нити, и в конце концов полностью перестает отдавать себе отчет в своих действиях. Страшнее этого только когда этот человек находится рядом с тобой…
Читать дальше