Эрнст Гофман - Эликсир дьявола

Когда я услышал ее голос, он стал для меня нежным лунным сиянием, пробившимся сквозь черные, дикие, грозовые тучи. Свет сказался во мне, и я узнал злого духа, изо всех сил давая ему отпор.

Каждое слово Аврелии укрепляло меня, и скоро я восторжествовал в яростной битве. Отлетели черные святотатственные помыслы, стихла буря земных желаний.

Аврелия была праведной невестой Царя Небесного, и ее молитва могла спасти меня от вечного поругания и казни.

Ее обет утешил меня, возвращая надежду, и светло распространилась во мне ясность небесная. Тут я вновь обратил внимание на Леонардуса, воспринявшего мое сокровенное преображение, ибо мягко сказал он мне:

― Ты устоял перед супостатом, сын мой! Вечное Провиденье подвергло тебя последнему тяжкому испытанию!

Обет был произнесен; сестры святой Клары запели антифоны, оставалось только возложить на плечи Аврелии монашеское облачение. Уже волосы ее были освобождены от миртов и роз, уже готовы были остричь ее длинные волнистые локоны, когда в церкви что-то произошло… я видел, как люди теснились и даже падали на пол… приближался некий смерч. Неистовствуя, с диким, ужасным взором сквозь толпу проталкивался полуголый человек (лохмотья свисали с его плеч, напоминая прежнюю рясу капуцина); он яростно работал кулаками. Я узнал моего отвратительного двойника и бросился ему навстречу, угадав его ужасное намерение, но в этот миг бесноватый оборотень перемахнул через преграду, отделявшую его от алтаря. Монахини с воплем кинулись врассыпную, настоятельница заключила Аврелию в объятия.

― Ха-ха-ха! ― надрывался бесноватый с подвыванием. ― Хотите отнять у меня принцессу? Принцесса ― моя невесточка, моя невесточка!

Он вырвал Аврелию из объятий настоятельницы и по самый черенок вонзил ей в грудь нож, которым размахивал; кровь так и захлестала.

― Ух! Ух! Ух! теперь невесточка моя! Я завоевал-таки принцессу! ― так орал бесноватый; он прыгнул за иконостас, юркнул в решетчатую дверь и пропал в монастырских коридорах. Монахини визжали в ужасе.

― Караул! Убийство! Убийство у алтаря Божьего, ― кричал народ, напирая на алтарь.

― Задержите убийцу! Стерегите все выходы из монастыря! ― громко крикнул Леонардус; люди бросились выполнять его распоряжение, и монахи, не обиженные силой, вооружились древками хоругвей и бросились в погоню за оборотнем по монастырским коридорам. Все разыгралось в одно мгновение; я опустился на колени подле Аврелии, а монахини, кое-как перевязав ее рану белыми платками, приводили в чувство настоятельницу. Зычный голос произнес поблизости:

― Sancta Rosalia, ora pro nobis! [14] Святая Розалия, молись за нас! (лат.).

Народ в церкви громогласно откликнулся:

― Чудо! Чудо! Воистину она мученица! Sancta Rosalia, ora pro nobis!

Я поднял глаза и увидел старого живописца. Он уже приблизился ко мне, величественный, но ласковый, как тогда в тюрьме. Смерть Аврелии не вызвала во мне земной скорби, явление живописца не повергло меня в ужас, ибо в моей душе светало и распутывались таинственные силки, расставленные ловчими мрака.

― Чудо! чудо! ― все еще кричал народ. ― Видите старца в фиолетовом плаще? Он сошел с алтарного иконостаса… Я сам видел… и я… и я… ― перебивали друг друга голоса, и вот уже народ повергся на колени, и смутный говор, перебродив, как бы вскипел молитвенным хором, прерываемым всхлипами и рыданьями. Настоятельница пришла в себя и сказала голосом глубокой сокрушающей скорби, проникающей до самых глубин человеческого сердца:

― Аврелия!.. дитя мое… праведная дочь моя… Боже праведный… такова Твоя воля!

Принесли носилки; на них были разостланы одеяла и лежали подушки. Когда Аврелию подняли, она глубоко вздохнула и открыла глаза. Живописец стоял у нее в изголовье, он коснулся ее лба. От живописца так и веяло могучей святостью, и все, не исключая самой настоятельницы, взирали на него с необъяснимым трепетным благоговением.

Я преклонил колени вблизи носилок. Я почувствовал на себе взгляд Аврелии, и мною овладела глубокая скорбь о ее мученической кончине. Я не мог выговорить ни слова, и только глухой крик вырвался из моей груди. Тогда Аврелия сказала нежно и тихо:

― Зачем ты оплакиваешь ту, кого вечное небесное Провиденье избавило от земного как раз тогда, когда она пренебрегла мирским ничтожеством и когда неизбывная тоска по царству вечной радости и блаженства стеснила ей грудь?

Я встал, я подошел вплотную к носилкам.

― Аврелия, ― сказал я, ― святая дева! На одно мгновение низведи свой взор ко мне из высших сфер, иначе я погибну в сомнении, грызущем душу мою и мое сокровенное существо. Аврелия! Ненавистен ли тебе преступник, злым супостатом вторгшийся в твою жизнь? Ах! тяжко было его покаяние, но он знает, что его грехи непомерны и неискупимы. Аврелия! Примирит ли тебя с ним хотя бы смерть?