Питер Стауб - Пропавший мальчик, пропавшая девочка

– На улице у «Форцгеймера» такая суета, – сказал Тим. – Какой-то знаменитый режиссер снимает на Джефферсон-стрит фильм.

– Только Марку не говори – сорвется сразу же туда.

– Да он уже был там. Я видел его из окна номера Марк и какой-то рыжеволосый паренек появились со стороны Соборной площади и прошли по улице, чтоб посмотреть, как снимают эпизод. Прямо под моим окном.

– С ним был Джимбо Монэген, его лучший друг. Да, черт, единственный и неповторимый друг. Не разлей вода Джимбо неплохой парень, хотя и балбес. Неполную среднюю закончил с полудюжиной «неудов». Большинство вымучивают результат и похуже.

– А Марк?

– С Марком мне приходилось быть построже, чем с другими. Одноклассники устроили бы ему невыносимую жизнь, если б я делал ему поблажки. Сам-то вспомни школу, вспомни, как жестоки подростки. Только покажи слабину – налетят, как стая акул Эти маленькие подонки бесчеловечны.

Тим подумал, что строгостью к сыну Филип доказывал свою отцовскую ответственность, однако правда была и в том, что это доставляло ему удовольствие.

– Есть кола, рутбир, [7] Газированный напиток из корнеплодов с добавлением сахара, мускатного масла, аниса, экстракта американского лавра и др. Рецепт составлен в конце XIX в. филадельфийским аптекарем Ч. Хайрсом, впервые представлен публике на Филадельфийской выставке столетия США (International Centennial Exposition) в 1876 году. имбирный эль. Хочешь пива или чего покрепче – возьми сам.

– Имбирный эль, раз уж он у тебя есть.

Филип отправился на кухню, и Тим по обыкновению занялся беглым осмотром гостиной. Как и прежде, здесь была своеобразная смесь мебели, которую Филип перевозил из дома в дом, прежде чем поселился в старом районе. Почти все предметы казались постаревшими со времени прошлого визита Тима: длинный зеленый вельветовый диван, черное глубокое кресло, высокий комод и восьмиугольный стеклянный кофейный столик, принадлежавшие еще маме с папой, делили пространство комнаты с мебелью светлого дерева из какого-нибудь ныне благополучно обанкротившегося магазина «Мебель Скандинавии». Тим вспомнил, как мама сидит в кресле-качалке рядом с папиной тахтой, толстая спица мелькает – мама вяжет, сплетая узлы ковра, теперь покрывавшего три четверти пола гостиной Филипа Пятьдесят лет назад этот ковер был куда ярче: нынче он стал просто дорожкой, предохранявшей паркет от прикосновений обуви.

Филип вернулся в комнату с двумя запотевшими стаканами. Один он протянул Тиму и устало плюхнулся на дальний край дивана. Серый костюм собрался складками на бедрах и плечах.

– Филип, извини за этот вопрос, но все же – как ты все эти дни? Как тебе удается держаться?

Филип сделал большой глоток эля и вжался спиной в вытертые диванные подушки. Он, казалось, пристально всматривается во что-то вроде большого насекомого, ползущего по стене от гостиной к кухне.

– Извини, говоришь? Как мило. Это Нэнси должна передо мной извиняться, а не ты. – Он зафиксировал на Тиме холодный пристальный взгляд карих, чуть увеличенных очками глаз. – Вот тут мы подходим к довольно странной теме. Странная, действительно странная тема. Должен признаться, она превосходит мое понимание. Дошло, о чем я, или мне надо тебе объяснить?

– Думаю, дошло. Читал некролог в сегодняшнем «Леджере». Когда увидел слово «неожиданно», я подумал…

– Ты подумал…

– Я подумал, что Нэнси, возможно, покончила с собой.

– Да? Именно так и подумал? Ай да братец! Вот умница.

– А ты бы предпочел, чтобы я не догадался?

– Не знаю, что я бы предпочел – Филип скривился, и казалось, что нижняя часть его лица вот-вот скомкается, как бумажный пакет. – Никто моим мнением не интересовался. – Он сорвал очки и прикрыл тыльной стороной ладони глаза. – Нет-нет, они просто делают то, что считают должным.

Вздрогнув, Тим выдохнул:

– Ты считаешь, что она должна была спросить твоего разрешения, перед тем как убить себя?

Филип нацелил на Тима указательный палец:

– Вот он, самый главный вопрос! Наиглавнейший, чтоб его, вопрос.

Тим глотнул холодного эля и заставил себя промолчать.

– Да, – продолжил Филип. – Я так считаю. И я бы сказал: «Ты, эгоистичная сучка, не имеешь никакого права убивать себя. У тебя муж и сын. Ты в своем уме?!»

– Да, это был эгоистичный поступок.

– Все самоубийцы эгоисты, – сказал Филип и задумался над этим утверждением. – Если только человек не попал в жуткую беду, или умирает, или еще что…

– Нэнси не выглядела подавленной в последние дни?