Андрей Гальперин: Сказка, не рассказанная на ночь

— Синтия, девочка моя, ты не видела Остина?

Девушка зашамкала беззубым ртом и пробормотала:

— Дедушка на огороде…

Дрю выругалась про себя. Ну, конечно же! Старый идиот опять сидит возле индейской репы и мечтает, как сегодня в городе будет хвастать перед Тичем О’Рейли и Фредом Буггинсом. Тащиться на огород ей не хотелось, и потому Дрю набрала в легкие побольше воздуха и закричала:

— Эй, Остин! Позвони адвокатам, мать твою, старый придурок!

Синтия в испуге сжалась и закрыла уши измазанными в дерьме руками. Остин не ответил, и это было удивительно. Как правило, в ответ на подобную тираду Дрю выслушивала что-то подобное, плюс угрозы немедленной физической расправы.

— Ну, старый козел!

Старуха зло фыркнула и решительным шагом направилась к огороду. Еще издалека она увидела желтый ботинок, выглядывающий из-за обширного серовато-желтого бока огромного овоща.

— Эй, Остин! Брось обниматься со своим чудовищем!

Не услышав ответа, Дрю подошла ближе и в недоумении замерла с открытым ртом. Возле репы лежали оба желтых ботинка, и оба ботинка были пусты. Дрю наклонилась, медленно, как во сне, совершенно не осознавая происходящего, и подняла с земли правый ботинок. Из ботинка потекла вязкая лиловатая жижа. И тогда старуха закричала и попятилась. Но серо-желтый бок репы вдруг с чмоканьем раскрылся, и на землю повалились, извиваясь, черные с красными прожилками щупальца. Дрю все пятилась, держа на вытянутой руке ботинок, не переставая визжать, и щупальца бросились ей вдогонку, обхватили лодыжки, дернули, повалив на землю, окрутили лицо, спеленали руки, и разрезая мышцы, поволокли к чавкающей красно-черной пасти. Старуха дергалась изо всех сил, извивалась и, наконец, высвободив голову, дико заверещала:

— Синтия!!! О, Боже, как больно… Синтия, помоги мне…

Услышав приглушенный крик, девушка бросилась к огороду, но в ужасе замерла.

По всему двору извивались похожие на щупальца черные, с красными ворсинками, корни. Синтия схватила тяпку и принялась рубить мерзкие отростки, но их становилось все больше, черная шевелящаяся масса уже перегораживала путь к дому, и тогда девушка, размахивая тяпкой над головой, побежала вперед, туда, откуда доносились слабые стоны. Вслед за ней корни потащили изрезанного и вяло поскуливающего Баги-Боя.

За плантацией табака Синтия вновь замерла, парализованная ужасом. Черные корни уже почти целиком втащили старую Дрю в раскрытую пасть, ее худые ноги лишь вяло подергивались. Синтия упала на колени, вцепилась пальцами в лодыжки и потянула на себя, что есть силы. Репа сытно рыгнула, девушка отлетела назад, держа в каждой руке по старческой ноге. Каждая нога, принадлежавшая ранее Дрю, поверх шерстяного гетра заканчивалась белой объеденной костью. Синтия ошеломленно переводила взгляд с одной ноги на другую, а черные корни уже оплетали ее толстые ноги. Мимо нее корни протащили Баги-Боя, тут же исчезнувшего в пасти, за ним последовал Мистер Саблезубый, за ним корни тащили что-то черное, вяло трепыхающееся, и тут Синтия завизжала. Корни подтаскивали ее все ближе и ближе, и вот уже ее ступни погрузились во что-то мягкое, сразу же онемели, а визжащую Синтию все тянули и тянули вперед…

И вдруг все закончилось. Цепкие корни обмякли, и Синтия, перебирая руками, выбралась на дорожку к саду. Ее ноги ниже колен оканчивались белыми торчащими костями, покрытыми лиловыми струпьями. Синтия с трудом повернула голову и посмотрела на чудовище. Репа обмякла, перекосилась набок, некогда зеленая упругая ботва стремительно желтела и осыпалась.

С противоположной стороны дряблая кожица овоща треснула, раздвинулась, и на землю спрыгнула крупная черная крыса. Пошатываясь на трясущихся лапках, Мамаша Одри не спеша двинулась к сараю, сжимая в зубах что-то лиловое, подрагивающее, сочащееся густой жижей.