Ричард Хардвик - Тебя тут не хватает

В этот момент в воротах показался старый мистер Грабб, наш почтальон. Пробравшись сквозь пустые банки и прочий мусор на моем дворе, он вручил мне ворох счетов и прочего рекламного мусора.

— Вот, кстати, — сказал он. — Хорошо, что вы тут, мистер Андерсон — я тогда не стану заходить к вам домой, а отдам почту прямо в руки.

Я едва успел открыть письмо из магазина бытовой техники и увидеть огромный красный штамп: «Последнее предупреждение» и что-то там насчет обращения в суд, как услышал странный всхлип. Подняв глаза, я увидел как почта, которую Чарли держал в руках, рассыпалась по полу.

— Что случилось?

— Это… это…

Лоб Чарли покрылся капельками испарины, подобно смоле на свежеободранной сосне, а глаза, казалось, вылезут из орбит. В руке он мял одно единственное письмо. Я подался вперед и взял его.

Тот же самый почерк, тот же самый розовый конверт.

Чарльз, дорогуша (Марта так его называла с первых дней знакомства). Пожалуйста, очень тебя прошу, установи у подножия холма неподалеку от платана дренажную трубу. С этими бесконечными дождями я всю прошлую неделю чувствовала себя как в пруду. Шелковая обивка гроба пошла плесенью, а моя кисея фактически пропала. Пожалуйста, Чарльз, дорогуша, сделай это побыстрее. Я думаю, стоит обратиться к мистеру Фенвику — он за работу берет недорого, а делает качественно.

Я встал и принес из дома полбутылки водки, стоявшей у меня в баре несколько месяцев. Потом я направился за стаканом, но, как оказалось, это было лишним — Чарли сразу присосался к бутылке.

В ту ночь я положил его спать на свою кровать, а сам устроился на кушетке. Дело в том, что когда водка кончилась, Чарли попросил меня сходить к нему домой и принести джин с вермутом. К тому времени как он расправился и с ними, мне ничего не оставалось, как просто уложить его спать — до дома я бы его просто не дотащил.

Когда я укладывал его спать, то невольно обратил внимание на его безмятежное лицо и вспомнил тот вечер, когда они разбились. Тогда он выглядел точно так же — за исключением тонкой струйки крови, там, где он ударился головой о руль. Я бы не сказал, что это была страшная авария — Чарли вряд ли ехал быстрее 20 миль, когда машина наехала на масляное пятно, слетела с дороги и врезалась в дерево.

Вот тогда и пошли разговоры. Чарли отделался сотрясением мозга, а Марта получила перелом черепа, что и явилось причиной ее мгновенной гибели — скорее всего, травма случилась, когда она ударилась головой о приборную доску. Но люди, склонные подозревать всех и вся — а таких, к сожалению, хватает — начали шептаться, что Чарли нарочно всё подстроил и убил ее, после того, как машина воткнулась в дерево.

Конечно, это была бездоказательная болтовня, но если бы не мои показания, то Чарли пришлось пережить много неприятных минут — против него набиралось слишком много косвенных улик. Большая часть из тех, что шептались об убийстве, прекрасно помнили то время, когда я ухаживал за Мартой. Тогда ее звали Марта Мэлоун, и она была единственной дочерью старого Эй Ди Мэлоуна, упокой Господь его душу, человека, которому принадлежала половина округа — причем, большая его половина.

Естественно, что я был, мягко скажем, потрясен, когда из Атланты по каким-то делам к Эй Ди приехал Чарли Адамсон, увидел Марту и через какой-то месяц они поженились. У меня к тому времени уже были планы на нашу с Мартой долгую и счастливую жизнь — в качестве сквайра, сельского джентльмена, возрождающего былую славу семейства Басби.

Но люди знали, что когда я заявил о том, что своими глазами видел аварию и видел, что Чарли был без сознания, а Марта мертва — я говорил правду.

После этого второго письма, когда Чарли выпил всю водку, а потом запил ее джином, утром он чувствовал себя отвратительно, и отказался позавтракать со мной. Я сидел за своим столиком, перед большой тарелкой кукурузной каши и яичницей-глазуньей из трех яиц.

— Чарли, — сказал я, — расправляясь с глазуньей, — ты не думал над тем, чтобы обратиться в полицию по поводу этих писем?

Чарли тяжело поднялся с кровати и, шатаясь, добрел до бара, где стояла полупустая бутылка джина, оставшаяся с вечера. Он щедро плеснул себе джину в пыльный стакан, и не озаботившись такой мелочью как вермут, одним духом его осушил. Похоже, что ему это помогло хоть немного прийти в себя — по крайней мере, он смог сесть за стол.

— Баззи, что я им скажу? Что моя любимая покойная жена пишет мне письма из могилы? — он покачал головой и налил себе джину на три пальца. — Нет уж, спасибо.