Карина Шаинян - Пустельга

Когда они вышли на заброшенное поле, солнце светило прямо в лицо. Позади остался лес, влажно подающийся под ногой ковер листьев, блестящие паутинки, прилипающие к лицу, кустарник, стряхивающий на головы маленький дождь. Оля вышла на опушку первая, прищурилась от неожиданного света. Села на траву спиной к солнцу, с грустью взглянула на промокшие кроссовки. Почувствовала, что на нее упала тень, и, не поднимая головы, спросила:

– Стоит носки отжать? Или дальше также будет?

– Говорил, сапоги надевай. Тебе лишь бы покрасоваться, – Дмитрий присел рядом. Достал из кармана штормовки сигареты, неспеша закурил. Оля со вздохом покосилась на его огромные болотники. – Носом расхлюпаешься, – с притворной суровостью продолжал Дмитрий. – Как буду тебя отцу сдавать?

– Скажешь, что это входило в программу. Все прелести дикой жизни.

– Ладно, юная биологиня, смотри: тридцать градусов влево, дерево с большой засохшей веткой на опушке. Кого видишь?

– Дерево. С большой засохшей веткой, – Оля насупилась. Конечно, она твердо решила, что станет зоологом; по биологии одни пятерки, и вообще это так интересно… Но зачем папа устроил ей эту поездку? Сплавил какому-то своему другу, и не биологу вовсе, а какому-то непонятному геофизику… ну и что, что охотник. Глухая деревня, даже телевизора нет… А теперь они шляются по лесу и рассматривают размокшее мышиное дерьмо. То есть она рассматривает, а Дмитрий пристает со своими "кого видишь?". А она никого, ну никогошеньки не видит, ни единой зверушки за четыре часа. Кроме одинокой синицы. Стоило за синицей ехать из Москвы?

– Ладно, смотри, пальцем показываю. Редкая птица, стоит увидеть, – заскорузлый палец Дмитрия казался черным на фоне неба. – Ну?

– Что – ну? – Оля напряженно всматривалась в переплетение ветвей. – Оооо, – восторг накатил на нее жаркой волной, – птица! Большая! Хищная, кажется, – добавила она шепотом, внезапно охрипнув.

– Молодец! Дальше? – Дмитрий довольно усмехался в бороду. – Какая птица?

– Хищная. Ну, этот, – Оля задумалась, – ну… ястреб.

– Понятно. Пустельга называется.

– Ух ты, – засмеялась Оля, – а я, когда маленькая была, думала: в этой песенке поется: "Пустельга – будет солнце"… ну и дальше так же… вместо "пусть всегда".

Дмитрий беззаботно рассмеялся, закидывая лицо к солнцу. Забавная девочка… глупенькая, неумелая, но забавная… Да и нашелся бы другой повод выбраться в родные места? А так – помочь старому другу, просветить девочку… Ей поступать следующим летом…

– Давай подберемся поближе. Только не шуметь!

Оля с горящими глазами вскочила на ноги. Они прошли десяток метров и снова опустились на траву, не отрывая взгляда от пустельги, спокойно сидевшей на сухой ветке.

На солнце набежало маленькое облачко. Пустельга сорвалась с ветки, скользя над лугом, как плоский камешек по воде, плавно и стремительно. Нырнула в траву, взмыла вертикально вверх и застыла крестом над полем, едва покачивая крыльями.

– Охотится? – спросила Оля. Дмитрий молча кивнул. – На мышей, – шепнула она сама себе и замерла с запрокинутой головой, поворачиваясь на одном месте, чтобы не выпустить птицу из виду.

– А как у тебя припев заканчивался? – неожиданно спросил Дмитрий. – "Пустельга – буду я"?

Оле показалось, что эти простые слова он произнес с трудом. Она пожала плечами.

– Угу, – пустельга снова нырнула и взлетела, зажав в когтях крохотный комочек. Спланировала на дерево и исчезла, слилась с ветками.

– Дядь Дим, смотрите, у нее гнездо там! – Оля затеребила Дмитрия за рукав. – Может, и птенцы есть? Может, залезем посмотреть?

– Странно, – задумчиво ответил Дмитрий.

– Что странно? Они на деревьях не живут?

– Да нет, живут… Вот что. К гнезду не полезем – спугнем. И вообще, домой поворачивать пора, темнеть скоро начнет.

– Ну вот, только интересно стало… Но мы завтра придем?

– Да, конечно, – Дмитрий, не оглядываясь, размашисто зашагал к лесу. Оля заковыляла за ним, остановилась, последний раз посмотрела в небо. Там снова висел темный силуэт.

Они сидели в старом доме, в котором когда-то жила семья Дмитрия. Пахло подгнившим деревом, дымом, чем-то кисловатым. Снова шел дождь, но в печи потрескивал огонь, сухое тепло гладило щеки, и от Олиных кроссовок валил пар. Дмитрий разлил по кружкам крепчайший чай и присел рядом с печью.

– Знаешь, я все думаю про твою песенку, – Оля удивленно посмотрела на него. – Да нет, так просто… вспомнил. Мы в детстве с мальчишками в индейцев играли – перья там в голову, луки со стрелами… И тотем у каждого – дух-покровитель… У всех – разные.