Бедняга-маклер просил об отсрочке платежа на несколько месяцев. Том был неумолим, раздражителен и наотрез отказал в продлении закладной даже на день.
— Но моя семья пойдет по миру; ей придется обратиться к благотворительности прихода, — взмолился должник.
— Милосердие начинается дома, — ответил Том, — я должен прежде всего заботиться о себе — тяжелые времена, ничего не попишешь.
— Но вы столько нажили на моих делах, — попробовал заикнуться маклер.
Том потерял терпение и забыл о своем благочестии.
— Черт меня побери, если я заработал на вас хоть фартинг!
Не успел он вымолвить эти слова, как раздался громкий троекратный стук в дверь. Том поднялся с места, чтобы узнать, кто стучит. Черный человек держал на поводу вороного коня, который от нетерпения ржал и бил копытом о землю.
— Том! За мною! — грубо сказал его черный знакомец. Том отпрянул назад, но уже было поздно; он оставил свою маленькую Библию в сюртуке; его большая Библия лежала под просроченной закладной на конторке: никогда еще ни один грешник не бывал застигнут настолько врасплох, как это произошло с Томом Уокером.
Черный человек вскинул его, точно ребенка, в седло, хлестнул коня, и конь помчался среди грозы и ненастья, унося на своей спине Тома. Его клерки, заложив за ухо перья, пялили на него глаза из окон: Том несся по улицам прочь из города, его колпак болтался из стороны в сторону, халат развевался по ветру, конь при каждом ударе копыта высекал искры из мостовой. Когда клерки обернулись, чтобы взглянуть на черного человека, его уже не было; он бесследно исчез.
Тому Уокеру так и не удалось предъявить ко взысканию свою закладную: он не вернулся. Некий фермер, проживавший у края болота, рассказывал, что в самый разгар грозы, услышав на дороге бешеный топот, ржанье и крики, он подбежал к окну: перед ним мелькнул всадник совершенно такого же вида, как я описывал выше; конь, несясь точно безумный по полям и холмам, устремился в поросшую хемлоками черную топь и махнул в сторону старого индейского укрепления, и вскоре после этого в том же направлении низверглась ужасная молния и сразу запылал лес.
Славный бостонский народ лишь пожимал плечами да покачивал головами; но еще со времен первых переселенцев он настолько привык ко всевозможным призракам, колдунам и выходкам дьявола во всех его обличьях и видах, что описанное происшествие произвело на него гораздо менее жуткое впечатление, чем можно было бы ожидать. Для учета оставшегося после Тома имущества назначили душеприказчиков, но оказалось, что учитывать, собственно говоря, нечего. Вскрыв его сундуки, обнаружили, что все принадлежавшие ему векселя, закладные и другие бумаги превратились в горсточку пепла. Его железная шкатулка, в которой предполагали найти золото и серебро, на деле заключала в себе лишь щепки да стружки. В конюшне вместо двух его тощих коней нашли два истлевших скелета, и на следующий день после исчезновения Тома загорелся его большой каменный дом и сгорел дотла.
Таков был конец Тома Уокера и его нечистым путем нажитого богатства. Пусть поэтому все прижимистые ростовщики и менялы примут эту историю к сведению. Правдивость ее не вызывает ни малейших сомнений. Посудите-ка сами: яма под дубом, из которой Том извлек сокровища Кидда, существует и ныне, вполне доступна для обозрения, и, кроме того, на близлежащем болоте и около индейского укрепления ненастной порою нередко можно увидеть всадника в халате и белом льняном колпаке; этот всадник, вне всяких сомнений, не кто иной, как беспокойный дух злосчастного ростовщика. И еще последнее слово: эта история стала притчею во языцех, и от нее повела начало столь распространенная в Новой Англии поговорка: «Дьявол и Том Уокер».
1824
Натаниель Готорн
(1804–1864)
Молодой Браун
Пер. с англ. Е. Калашниковой
Молодой Браун вышел в час заката на улицу Салема, но, переступив порог, обернулся, чтобы поцеловать на прощание молодую жену. Вера — так звали жену, и это имя очень ей шло, — высунула из дверей свою хорошенькую головку, позволяя ветру играть розовыми лентами чепчика, и склонилась к молодому Брауну.
— Милый мой, — прошептала она тихо и немного грустно, приблизив губы к самому его уху. — Прошу тебя, отложи путешествие до восхода солнца и проспи эту ночь в своей постели. Когда женщина остается одна, ее тревожат такие сны и такие мысли, что подчас она самой себя боится. Исполни мою просьбу, милый муженек, останься со мной — хотя бы одну только эту ночь из всех ночей года.
Читать дальше